— Знаю, синьорина. Разумеется, нет. Элементарное любопытство, знаете ли. Это не имеет никакого отношения к теме нашего с вами разговора. Как вы помните, я собирался расспросить вас о Маурицио.
— У вас есть такая же чернобурка сорокового размера? — раздался позади них женский голос.
На лице синьорины Бонамини появилась дежурная улыбка.
— К сожалению, нет, синьора. Все размеры распроданы. Остался только сорок четвертый.
— Нет, нет, это мне не подойдет, — рассеянно пробормотала женщина и неторопливо продефилировала в отдел женского платья.
— А вы были знакомы с его кузеном? — спросил Брунетти, когда синьорина Бонамини снова повернулась к нему.
— С Роберто, что ли?
— Да.
— Нет, никогда с ним не встречалась, но Маурицио время от времени говорил мне о нем.
— И что же он о нем говорил? Не можете вспомнить?
Она немного помолчала, обдумывая его вопрос.
— Нет. Не могу. По всей видимости, ничего особенного.
— Тогда не могли бы вы мне сказать, исходя из того, как Маурицио о нем отзывался, у них были хорошие отношения?
— Они были братьями, — веско ответила она, считая, по-видимому, что этого вполне достаточно.
— Мне это известно, синьорина, но не могли бы вы вспомнить слова Маурицио или, быть может, ваше собственное впечатление, сейчас уже не важно, — словом, его мнение о Роберто. — Брунетти пустил в ход еще одну ободряющую улыбку.
Она задумчиво подняла руку и расправила норковый жакет.
— Ну… — неуверенно начала она, затем смутилась и замолчала; наконец, собравшись с мыслями, сказала: — Если начистоту, то у меня создалось такое впечатление, что Маурицио был им недоволен.
У Брунетти хватило ума не перебивать ее и дать ей закончить свою мысль.
— Был однажды такой случай, — они отправили его, Роберто то есть, — в Париж. По-моему, это был Париж. Большой город, сами понимаете, Лоренцони вели там какие-то важные переговоры. Я, в общем-то, так до конца и не поняла, что там у них произошло, но Роберто открыл какую-то посылку или что-то в этом роде или подсмотрел что-то в контракте, а потом проболтался об этом кому не следует. Как бы то ни было, контракт не был подписан.
Она взглянула на Брунетти; от нее не укрылось нескрываемое разочарование, отразившееся на его лице.
— Знаю, знаю, в этом нет ничего особенного, — поспешно добавила она, — но Маурицио прямо с цепи сорвался, когда узнал об этом, — она еще немного помолчала, тщательно обдумывая следующие слова, — у него, по правде сказать, тот еще характер, у Маурицио.
— И ваша рука?…
— Нет, — поспешно возразила она, — говорю же вам, это был несчастный случай. Он не нарочно это сделал. Можете мне поверить, если бы это было не так, то я уже на следующее утро прямо из больницы отправилась бы в полицейский участок. — Она снова подняла зажившую руку и поправила жакет. — Маурицио может выйти из себя. Наорать. Но я никогда не слышала, чтобы он кого-нибудь ударил. Но когда он выходит из себя, разговаривать с ним бесполезно; будто бы он — это уже не он.