— Тут что-то не так, — признался Брунетти. — Мне кажется, Маурицио был совсем не такой. Он не мог… просто не мог этого сделать.
— «Где грифель мой? Я это запишу, что можно улыбаться, улыбаться и быть мерзавцем», [29] — назидательно продекламировала Паола. Брунетти был слишком занят собственными мыслями, чтобы спросить, откуда цитата.
— …Мне казалось, что он был искренне привязан к Роберто, даже в чем-то опекал его. — Брунетти задумчиво покачал головой. — Нет, нет, я совсем не уверен в том, что он к этому причастен.
— Тогда — кто? — спросила она. — Родители не убивают своих детей просто так; отцы не убивают собственных сыновей.
— Знаю, знаю, — поспешно откликнулся Брунетти. Страшная, недопустимая мысль вдруг овладела его сознанием.
— Тогда кто? — настойчиво повторила Паола.
— Вот в этом-то и вся загвоздка. Похоже, что больше некому.
— А ты не можешь ошибаться на его счет? Я имею в виду Маурицио, разумеется.
— Ну конечно. Я могу ошибаться. Я могу быть кругом не прав. Ведь я не имею ни малейшего представления о том, что на самом деле произошло. И по какой причине.
— По какой причине? Кому-то потребовались деньги. Разве не это основная причина большинства похищений?
— На самом деле я не уверен, что это было похищение, — признался Брунетти.
— Но ведь ты сам только что говорил о похитителях.
— О да, несомненно, его похитили. И даже послали два письма с требованием выкупа. Но не думаю, что им на самом деле нужны были деньги. — И он рассказал ей о ссуде, которая была предложена графу Лоренцони.
— Как ты об этом узнал? — удивилась она.
— Твой отец мне рассказал.
Она улыбнулась; в первый раз за это невеселое утро.
— Нет, мне это нравится! Семейные тайны! Когда это вы с ним разговаривали?
— Неделю назад. А в последний раз — вчера.
— Об этом?
— Да. Ну, и о других вещах…
— О каких это других вещах? — подозрительно спросила она.
— Он сказал… Словом, что ты страдаешь, что ты несчастна.
Брунетти замолчал; он ждал, как она на это отреагирует. Ему казалось, что это единственный путь вызвать ее на откровенный разговор. И что это самый честный путь.
Паола долго молчала, затем поднялась и налила им обоим еще по чашке кофе, добавила горячего молока, сахара и снова села за стол.
— Господа мозговеды, — насмешливо сказала она, — называют это проецированием.
Брунетти отхлебнул кофе, добавил еще сахарку и с любопытством взглянул на нее.
— Ты ведь знаешь, как часто люди винят окружающих в собственных неудачах, как, стараясь уйти от проблем, зарывают голову в песок.
— Ты думаешь, он несчастен? Но почему?
— А что он сказал тебе? Почему я несчастна?