– Что, черт побери, тебе нужно? – спросил он.
– Тебе следует кое-что знать, – сказал Тень. – Может, это был сон, только сном это не было, – или, может, я надышался дымом синтетической жабьей кожи толстого мальчишки, или, вероятно, я просто схожу с ума…
– Да, да. Валяй начистоту. Ты меня вроде как оторвал.
Тень бросил взгляд через его плечо в комнату и заметил, что кто-то наблюдает за ним с кровати. Простыня натянута на маленькие груди. Пепельно-русые волосы, крысиная мордочка. Он понизил голос:
– Я только что видел мою жену. Она была у меня в номере.
– Призрак? Ты хочешь сказать, что видел призрак?
– Нет. Не призрак. Она была настоящая. Это была она. Ну да, она определенно мертва, но это был никакой не призрак. Я ее касался. Она меня поцеловала.
– Понимаю. – Среда стрельнул глазами на женщину в кровати. – Я сейчас вернусь, дорогая.
Они ушли в номер Тени. Среда зажег все лампы, осмотрел окурок в пепельнице, потом поскреб грудь. Соски у него были по-стариковски темные, а волосы на груди – седые. На боку пониже ребер белел старый шрам. Он понюхал воздух. Пожал плечами.
– О'кей, – сказал он. – К тебе заявилась твоя мертвая жена. Напуган?
– Немного.
– Весьма разумно. От мертвецов меня всегда мороз по коже продирает. Что-нибудь еще?
– Я готов уехать из Игл-Пойнта. Мать Лоры может сама разбираться с квартирой и всем прочим. Она все равно меня ненавидит. Я могу уехать, когда скажешь.
На это Среда улыбнулся.
– Хорошие новости, мой мальчик. Уезжаем поутру. А теперь тебе следует поспать. У меня в номере есть бутылка скотча, на случай если тебе потребуется снотворное. Да?
– Нет. Обойдусь.
– Тогда больше меня не тревожь. Ночь мне предстоит долгая.
– Доброй ночи, – сказал Тень.
– Вот именно, – откликнулся Среда, закрывая за собой дверь.
Тень присел на кровать. Запах сигаретного дыма и консервантов никак не развеивался. Ему было жаль, что он не может оплакивать Лору: траур казался более уместным, чем тревога, которую пробудило ее появление, и – теперь, когда она ушла, он мог себе в этом признаться, – страх, который она в нем вызывала. Настало время для слез. Потушив свет, он растянулся на кровати и стал думать о Лоре, такой, какой она была до того, как он сел в тюрьму. Он вспоминал их семейную жизнь, когда они были молоды и счастливы, глупы и неспособны оторвать рук друг от друга.
Прошло очень много времени с тех пор, как Тень плакал, так много, что он уже позабыл, как это делается. Он не плакал лаже тогда, когда умерла его мать.
Но начал плакать теперь. Из груди его вырывались болезненные, прерывистые рыдания, и впервые с тех пор, как он был маленьким мальчиком, Тень заснул в слезах.