Блузка легко рвётся, и грудь отдаётся жадным рукам…
Но почему она не отбивается, не кричит, не шепчет? Почему её тело так безвольно?
Нет…
Нет!
Нет!!!
Ужас полыхнул багровым костром, и в этом пламени сгорело всё: жизнь, свобода, будущее…
Бежать… Бежать… Бежать…
Священник пытался справиться с голосом минуты две, прежде чем смог говорить спокойно, без тени эмоций.
— Ты поступил очень плохо, Эд, — святой отец с трудом подбирал слова. — Ты должен покаяться… и понести наказание. Но сделать это должен добровольно!
— Нет! — воскликнул Эд. — Ни за что! Я не сдамся… Меня никто не видел…
— Так ли это? Разве нет над всеми нами Того, кто видит всё? Разве скроется что-то от Него? Ты заблудился, Эд, в неверии и страхе…
— Отче, мне нужен совет…
— Я уже дал тебе его!
— Отче… Отче… — в голосе Эда явственно слышалось отчаяние.
— Покайся, сын мой…
— Я… каюсь, отче. Истинно говорю… всем сердец и душой. Я каюсь! — последнее Эд почти прокричал.
— Тогда я отпускаю тебе грехи, сын мой, — священник печально покачал головой. — Помолись за погубленного тобой человека, помолись за свою душу… Всё, что мог, я для тебя уже сделал.
Человек за ширмой часто задышал. Священнику даже послышалось сдавленное рыдание.
— Иди и не греши больше. Аминь.
Отреагировав на код-фразу включился механизм ликвидации кратковременной памяти. Щёлк — и святой отец забыл всё, о чём рассказывал сидящий за тонкой деревянной стенкой человек.
— Спасибо, отче, — прошептал Эд и выскочил из кабинки. Дробно простучали каблуки по звонкому мрамору пола, хлопнула дверь…
И в церкви не осталось более ни одной живой души.
За тридцать с лишним лет много людей прошло через исповедальню. Священник многих повидал, но не помнил ничего, что ему рассказывали. Да это и к лучшему, как ему казалось. Так было проще общаться с милыми, добрыми прихожанами, не зная, не помня их прегрешения.
Священник вышел во дворик церкви. Проводил взглядом Эда — хороший человек, добрый. Наверное, пересидел с друзьями в пивной и поругался с женой дома — вот и пришёл исповедаться. Как-то Эд рассказал, что ещё мать его приучила каждую неделю ходить в церковь на исповедь. Много согрешил или мало — неважно. Приди и помолись, очисти душу.
Добрая традиция…
Добрый человек…
Святой отец, прихрамывая, направился в свой любимый садик. Колено барахлило — механические части оказались не так долговечны, как электроника. А для такой старой модели, как он, почти уже не осталось запасных деталей. Шутка ли — тридцать с лишком лет служит он Господу, принимает исповеди, утешает и благословляет людей.