Поль был очень посредственным исполнителем, тем не менее влюбленный ребенок слушал с таким умилением и чувством, с каким можно слушать только великих творцов музыки.
Мартен-Ригал и Ортебиз ни на минуту не упускали их из виду.
— Бог мой, до чего она его любит! — с грустью заметил отец. — Как бы я хотел узнать, что творится в его душе! Может, ему нет никакого дела до ее чувства. Это ужасно!
— Погоди, завтра Маскаро все узнает.
Банкир молчал, опустив голову.
— Впрочем, завтра ему будет некогда, — добавил доктор, — завтра в десять часов назначено общее генеральное совещание. Интересно будет, наконец, узнать состояние кошелька нашего общего друга Катена! Ну, и физиономия маркиза Круазеноа тоже возбуждает во мне некоторое любопытство. Увидим, какую рожу он скорчит, когда ему объявят завтра все условия!
К часу гости разъехались.
Флавия держала себя так, что Поль, выходя от нее, невольно спросил себя, есть ли ему на что надеяться.
15
Когда Маскаро собирал у себя очередной конгресс своих достойных союзников, Бомаршеф обновлял все, начиная с одежды и кончая манерой держаться.
Обыкновенно по таким дням он натягивал на себя кавалерийские штаны с лампасами, темную венгерку со шнурами на груди, которые составляли для него предмет известной гордости и, наконец, — громадные ботфорты с гремящими шпорами.
Его усы, заставлявшие в молодости сильнее биться не одно женское сердце, в эти дни нафарбливались совсем уж немилосердно.
Предупрежденный еще накануне о предстоящем совете, к девяти часам утра он все еще был в своем обычном наряде.
Он был крайне огорчен, что из-за обилия работы не успевал переодеться. Он встал задолго до зари для того, чтобы направить по местам двух кухарок, потом ему, как снег на голову, свалился Тото-Шупен, пришедший раньше обычного со своим рапортом.
Бомаршеф рассчитывал побыстрее отделаться от него сегодня, но когда он попросил Тото изъясняться покороче, он скорчил гримасу и заявил:
— Сделайте одолжение, занимайтесь своим делом, я пришел сказать вам, что сегодня намерен говорить не с вами, а с ним самим! Я открыл такие вещи, о которых, прежде, чем сказать, намерен сначала договориться!
Услыхав, что Тото пришел ставить свои условия его патрону, наивный служака разинул рот от удивления.
— Договориться? — переспросил он, вытаращив глаза.
— Да, что же в этом удивительного? Не воображаешь ли ты, что я всегда буду служить ему за одно спасибо? Ну, нет! Цену я себе знаю!
Бомаршеф не верил своим ушам.
— Мне известно, что ты и собачьей цепи не стоишь! — ответил он наконец.
— Посмотрим.