Москаленко-младший вернулся в казарму в расстроенных чувствах. Он чувствовал острый стыд за то, что не сумел адекватно ответить на вопросы коварного хмыря, и за то, что растерялся, дал себя запутать и увести от главного, что можно и должно было сказать перед лицом приемной комиссии. Но шанс упущен, и рвать волосы бесполезно.
Юра уже представлял себе, какими взглядами будут провожать его другие кандидаты из взвода: кто-то с равнодушием, кто-то с сочувствием, а кто-то, может, и со злорадством, потому что считает себя умнее, способнее, достойнее... Еще Юра с ужасом думал, как же ему теперь возвращаться домой? Мама, конечно, будет только рада, а вот отец... Он ведь так надеялся, что у младшего сына всё получится, если уж у старшего жизнь не заладилась. А теперь? Честно говоря, Юра даже не представлял, а как быть дальше, чем заняться, если небо закрыто, — ведь он уже настолько свыкся с однажды сделанным выбором, что не мог думать ни о чем другом. Пойти в простое военное училище? Вот глупость! Маршировать в колонне, бегать с автоматом и ездить на танке, в то время как у тебя над головой настоящие люди штурмуют небо? Увольте! Сами бегайте и ездите! Пойти в простые инженеры, чтобы получить диплом и просиживать где-нибудь на заводе за сто двадцать рублей? Еще скучнее. В вольные пэры податься? Совсем не в кайф, родная!
Юра чувствовал, что не сможет стать кем-то значительным без авиации. Придется всю оставшуюся жизнь кому-то подчиняться и следовать за кем-то — за более удачливым, кому повезло найти себе дело по душе и стать настоящим мастером. Было так обидно, что хоть волком вой. И наверное, это его состояние заметил Артем Анисимов — бесшабашный кандидат, деливший с Юрой двухъярусную койку.
Анисимов как раз валялся на этой самой койке, смотрел в дощатый потолок и перебирал струны старенькой гитары, с которой никогда не расставался. Прапорщик при заселении кандидатов в казарму пытался ее отобрать, но Артем уперся, дело дошло до начальства, и замком, переговорив со строптивцем, лично распорядился оставить музыкальный инструмент владельцу. Анисимов действительно играл на гитаре, как бог. Знал назубок весь репертуар ленинградских команд: «Аквариума», «Алисы», «Кино». Хорошо исполнял Высоцкого — подражая узнаваемой хрипотце знаменитого барда.
Заметив Юру и его перекошенное печальной думой лицо, Артем отложил гитару и сел на койке:
— Чего случилось? Куда ходил?
Москаленко не хотел рассказывать другим кандидатам о своем фиаско, но в тот момент его отчаяние достигло критической отметки, нервы сдали, и он, торопясь, сбиваясь и повторяясь, выложил Артему всё, что видел, слышал, запомнил и прочувствовал.