— Твоя забота — тебе хлебать‑то, — равнодушно сказал Викентьев и двинул вперед заполненный бланк. — Ознакомься и распишись: шесть месяцев камерного содержания.
— Да за что?! — Хану не удалось сохранить соответствующую его положению невозмутимость. — Я тут еще в барак не вошел!
— Спать в дневное время собирался? — вопросом на вопрос ответил Викентьев. — Блатной закон устанавливать хотел? Начальнику хамил? Вот и получи аванс!
— За то, что «хотел», — на камерный режим? Беспредел, начальник! Как бы кому‑то плохо не было. — Презрительно кривя губы. Хан подписал постановление и хотел сказать что‑то еще, но Викентьев перебил:
— Я знаю, кому плохо будет. Да и ты небось догадываешься. А в камере подумай — к кому ты на зону пришел!
Когда Хана увели, Викентьев вызвал начальника оперчасти.
— Этих, из «двойки», — под особый контроль. Они развращены безнаказанностью, поэтому любое нарушение документировать и принимать меры. Если мы им рога не обломаем, они свою погоду сделают.
И сделали, перебаламутили, гады, «семерку». Вначале вычислили Ивлева, которого подвели освещать их отряд, и повесили в сортире, вроде он сам руки на себя наложил. Остальные осведомители хвосты поприжали и перестали давать информацию, так, гнали фуфло для отмазки. Оперчасть сразу оглохла и ослепла, а тем временем пошли неповиновения, потом начались протесты против ночных смен, а когда Хан вышел из ПКТ, ночная смена вообще отказалась работать. Попробовали изъять зачинщиков — и тут поднялась вся зона. Кто и не хотел, не мог в стороне отсидеться: с авторитетами поссориться еще опасней, чем с администрацией.
Все шло как обычно: в отрядах окна побили, матрацы в клочья распластали, тумбочки — в щепки, кровати разобрали, вооружились прутьями и пошли гулять по зоне. Медпункт разгромили, выпили, проглотили и вкололи все, что можно, и давай жечь оперчасть, осаждать ШИЗО и рваться в производственную зону. Особых успехов не добились, тогда вылезли на крышу административного корпуса, орут, кривляются, песни поют…
Заложников захватывать еще моды не было, прокурор безбоязненно пошел на КПП для переговоров, а там его раз! — за руку и дернули внутрь, он, бедолага, аж заверещал, как раненый заяц… Хорошо, Викентьев за вторую руку успел ухватить и вырвал обратно в привычный мир, вернув свободу, должность и власть…
Мощный рывок, чуть не разорвавший прокурора пополам, сыграл в судьбе Викентьева немалую роль, а слухи, которыми оброс бунт в «семерке», превратили его в блестяще проведенную операцию по освобождению заложников.
Почти сутки не успокаивалась зона. Голиков ежечасно запрашивал обстановку, чтобы демонстрировать перед руководством свою осведомленность, но конкретных указаний не давал: «Действуй сообразуясь с обстоятельствами, опирайся на роту охраны, восстанавливай контроль над зоной». Командир роты запросил свое начальство и получил приказ применять оружие только при нарушении охраняемого периметра. Солдаты окружили ограждения и выжидали: С крыши административного корпуса в них полетели куски шифера, несколько человек были ранены.