По окончании сей пылкой речи на лице старика отразилось такое изумление, даже смятение, что, как он сам признался мне впоследствии, обман едва не вышел наружу. Он был настолько тронут моею искренностью, что ему стоило немалых усилий и угрызений совести продолжить игру, какой только он и мог оплатить за прямоту и благородство моих намерений, а также юношескую доверчивость.
Однажды ступив на путь обмана, старик был вынужден продолжать двигаться тем же курсом. Он сообщил, что, по его убеждению, мистеру Веберу нет нужды обращаться за посторонней помощью, но, тем не менее, он доведет до его сведения мое великодушное предложение; жаль только, что его наниматель уехал из Англии по делам и потребуется некоторое время, чтобы связаться с ним и получить ответ, а до тех пор он советует – нет, умоляет меня не предпринимать следующих шагов и не наводить справки. Время покажет обоснованность этих мер предосторожности. В любом случае, заключил он, моя репутация не пострадает в глазах тех, кто ничем не заслужил своих несчастий. В этом, по крайней мере, он был искренен и сдержал слово.
На том мы и поладили, и в тот же вечер я вернулся домой. И там, при первой возможности остаться наедине с собой, нашел я разрешение всех трудностей и сомнений о том, что касалось Лидии. Никогда раньше я с такой ясностью не сознавал своих намерений; ни разу не помыслил о ней иначе, как руководствуясь строжайшими требованиями чести и уважением к ее целомудрию. Но правда и то, что до сих пор в своей страсти я не заходил так далеко, чтобы подумать о прочных узах, главным образом потому, что пребывал в неведении относительно ее положения в обществе. Мое происхождение, титул и состояние давали мне право претендовать на руку дочери первого герцога Британской империи. Но и союз с дочерью банкира как будто не противоречил требованиям света, равно как и моим собственным понятиям, и ни в коей мере не мог бы опозорить мой род. А что касается его затруднений – временных или нет, – то это обстоятельство не только не поколебало, но, наоборот, укрепило мою решимость принести все прочие соображения в жертву любви. Родные могли сделать упор на том, что я еще не достиг совершеннолетия, но этот и другие доводы я посчитал не слишком вескими в сравнении с сокровищами сердца и заранее торжествовал, предвидя райское блаженство. В то же время я отдавал себе отчет в том, что из-за врожденной пылкости и неумения сдерживать свои порывы, особенно в делах столь деликатного свойства, могу не выдержать и, подобно многим глупцам, оплатить черной неблагодарностью за нежную заботу тем, кому я дорог.