Со временем женщина стала планировать жизнь исходя из своей неспособности двигаться самостоятельно. Приступы паники появлялись каждый раз, когда она чувствовала, что не может вести себя так, как хочет в данный момент. Она перестала распоряжаться своей собственной судьбой…
Люсинда стала пленницей своей собственной тревоги.
***
Люсинда — это я. Это у меня было тревожное расстройство. Это у меня в детстве были страшные сны и навязчивые мысли. Уже тогда я чувствовала, что не такая, как все. В подростковом возрасте я избегала делать многое из того, что позволяли себе другие дети, и не могла понять почему. Мне казалось, что со мной происходит нечто странное, и потому окружающее внушало страх. Тревога росла вместе со мной и проявлялась в виде постоянных панических приступов, усиливающегося чувства страха и неуверенности. К двадцати годам главной моей проблемой стал невыносимый кишечный синдром.
Ожидание всегда хуже ожидаемого
Помню, как один из моих самых ужасных страхов все-таки реализовался. Сейчас эта маленькая история кажется мне забавной, но к некоторым читателям она имеет прямое отношение! Однажды мы с коллегой принимали участие в конференции и решили поселиться в одном номере гостиницы. Вынужденное проживание с кем бы то ни было в одной комнате, тем более с коллегой по работе, всегда служило лишним поводом для моих волнений. «А что если у меня начнется приступ диареи?» — думала я, доставая для профилактики из чемодана привычную микстуру.
После роскошного банкета, без которого не обходится завершение ни одного приличного симпозиума, мы вернулись в комнату. Ранним утром в отеле было очень тихо, мы лежали в постелях, обсуждая подробности этой ночи. Вдруг в животе началось слишком знакомое урчание. Мысли забегали лихорадочно: «Боже мой! Кажется, начинается приступ, а здесь так тихо. Она наверняка все услышит». Сжавшись в комок, ожидая худшего, я сосредоточилась на своих ощущениях, все больше усиливая начинающиеся симптомы. Пришлось бежать в ванную, но коллега уселась снаружи перед закрытой дверью, и мы продолжали сплетничать.
По-видимому, она не поняла, что же происходило со мной в ванной? А если и заметила, то не обратила внимания. С какой стати ей необходимо задумываться о проблемах моего пищеварения? Разве у нее когда-нибудь была диарея?
Итак, ожидание диареи было не напрасным, сильная тревога превратилась в жестокую реальность. Но действительность оказалась ничуть не страшнее самого ожидания. В самом деле, ожидание чего бы то ни было всегда оказывается мучительнее самого события. А как часто мы тревожимся о том, что никогда не случается?