. Вскоре машина подъехала к месту назначения – Лубянке. Офицеров ввели в здание и, проведя длинным коридором, рассадили по одиночным камерам. Николай Краснов вспоминал в своей книге, какой ужас охватил его в тот момент:
Щелкнул замок. Осматриваюсь. Осматривать тут нечего. Малюсенькое помещение вроде телефонной кабинки. Низко навис потолок. Помещение ярко освещено. Глазам больно. Сесть можно только на пол с согнутыми коленками. Тишина. Мало воздуха. Жарко. Душно... Полную мертвящую тишину иногда прерывает душераздирающий крик, звериный вой кого-то истязаемого или умирающего.
Николай Краснов недолго пробыл в камере. Молчаливые охранники привели его в подвал, где его обыскали.
Обыск подходил к концу, но в это время открылась дверь и в комнату вошел... полковник НКВД.
– Все осмотрели? – полушепотом спросил он. (Очевидно, у людей вырабатывается на Лубянке привычка говорить очень тихо).
– Все.
– ...А там?
Начальник ударил себя ладонью по лбу, как бы говоря: Ах дурак! Забыл ведь!
– Нагнись! – сказал он мне. Я нагнулся и вдруг взвыл от неожиданности, боли и отвращения. "Сам" полковник МВД, без всяких перчаток, соизволил залезть в мой анус пальцами, без всяких церемоний стараясь открыть там то, что я, по его мнению, мог туда запрятать.
– Тихо! – рявкнул он. – Не орать!
– ...Осмотр был закончен.
– Одевайтесь, – приказал полковник, вытирая пальцы о свой собственный платок. Повернувшись к надзирателям, он добавил. – Оставьте ему пока все. И пуговицы, и погоны, и ремень и ведите его прямо к "нему".
Николаю вскоре предстояло узнать, кто такой этот таинственный "он". Но сначала Николая отвели в приемную, где он, к своей радости, увидел отца и им удалось обменяться несколькими словами. Их ввели в громадную комнату.
В самой глубине зала стоял широченный блестящий письменный стол. Направо и налево от него, как бы покоем, – столы, покрытые сукном. На стене огромный портрет "вождя" в форме генералиссимуса, во весь рост, метра три высотой. На противоположной стене – портрет Берия. В простенке между окнами, закрытыми темно-красными бархатными гардинами, портреты членов ЦК ВКП(б). Весь пол покрыт дорогими бухарскими коврами. Против письменного стола, метрах в 10 от него, стоял маленький столик и два стула. Меня все время поражала полная тишина. Как будто все здание притаилось, замерло, стояло где-то вне времени, вне пространства. Как будто вокруг него не бурлила, не шумела, не двигалась Москва. За письменным столом без движения сидел генерал в форме войск МВД. – ...Меркулов, – шепнул за нашей спиной офицер.