Что, Степан, на воду смотришь? — хлодшул его по плечу Бурмакин. Митрич не слыхал, как он к нему подошел.
Светит месяц! Вот дурной! Аж сердце заколотилось, испугал.
Видать, понравилось плавать тебе, — не обращая внимания, продолжал с легкой насмешкой Бурмакин, — от реки уходить не хочешь.
Задумался малость.
Вид-то у тебя такой…
Какой, Павлуша?
Словно ты один, без Мирона, к тунгусам уплыть собираешься, — засмеялся Бурмакин.
Что ты, что ты! — степенно ответил Митрич. — Человека в беде покинуть? А не ровен час богу душу отдаст, кто перед Иваном Максимовичем за товары ответит?
Ты, что ли? — выдерживая прежний тон разговора, глянул на него Бурмакин.
Более некому, — смиренно выговорил Митрич.
Навряд. Мирон наказал глядеть за товаром Ан-
тону.
Врешь? — подскочил Митрич.
Эк тебя заело! Да тебе не все равно?
Все равно-то все равно, это верно. Правду говоришь, — обиженно дрогнули губы у Митрича.
Он не отдавал себе ясного отчета, чем и как мог бы попользоваться, если бы умер Мирон, но недоверие приказчика его ошеломило.
«Видно, это Иван Максимович так ему приказывал. Опасается. Не верит. Ну что ж, его депо, — уже с раздражением думал Митрич, разбрасывая гальку носком сапога. — Когда он так, и я тоже…» Он сам еще не знал, что значит «и я тоже», но все мысли, пока бесформенные, сразу устремились к этому одному.
По крутой тропинке спускались сплавщики выгружать товары. Лодок было четыре; три из них принадлежали Ивану Максимовичу, четвертая — Митричу. Каждую лодку вели два человека. На правеже у Митрича сидел Ваня Мезенцев, совсем еще молодой, робкий парень. Он женился перед самым отъездом, плыл к тунгусам в первый раз и все скучал о доме.
Эй, хозяин, — кричал Ваня, остановившись у лодки, — будем, что ли, выгружаться?
Как люди, так и мы, — в сердцах ответил Митрич, — одни на берегу зимовать не будем.
Ну, я пошел, — сказал Бурмакин, — рассчитаюсь сейчас с Мироном да пораньше спать лягу. На свету чтобы домой уйти.
Спи, Павлуша, ступай, — пробормотал Митрич, все еще томясь от обиды на Ивана Максимовича.
Духота какая, — зевнул Бурмакин, — однако, не в избе, а на предамбарье переночую. Приходи, дед Степан.
Ладно, — отмахнулся Митрич, занятый своими мыслями.
Бурмакин пошел, удаляясь по отлогой россыпи. Галька похрустывала у него под ногами.
Мужики с хохотом и прибаутками вытаскивали из ло: док Мирона ящики и мешки с товарами. Ваня копошился в лодке Митрича, возле него столбом толклись комары. Над хребтом, будто кто продавил небо ногтем, прорезался тоненький месяц.
Погодь, Ваньча, — вдруг сказал Митрич, глядя в черные струи реки, — погодь малость, не сымай брезенты. Может… может, прямо в лодке с тобой поночуем сегодня…