– Может, Ники тебя как-то обидел? – спросил он, заметив, что я смотрю вдаль рассеянным печальным взглядом.
– Нет! – поспешила ответить я. – Все… хорошо.
Нельсон вопросительно оглядел мое лицо.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Да.
– Он как будто спелся с Леони.
– Угу,– неопределенно промычала я, не понимая, какой смысл Нельсон вкладывает в свои слова.
Может, заигрывания Леони с Николасом его огорчали, потому что она нравилась ему самому. Или он переживал за меня, потому что думал, будто я неравнодушна к Ники.
– Ага,– так же неясно ответил Нельсон, уже уходя прочь.
Только бабушка и Александр, само собой, не страдали от путаницы чувств. Они существовали будто на отдельном от остальных островке, в мире шампанского и понятных только им двоим шуточек. В их планы входило провести на яхте еще несколько дней. Ники, по сути, тоже было некуда спешить. Однако, когда длинные и безотрадные часы похмелья наконец истекли и за нами явились машины, он, понурый и молчаливый, тоже спустился по трапу с дорожной сумкой.
– А на незабываемую вечеринку здесь, в Монако, ты что же, не собираешься? – спросил Нельсон, когда водитель стал укладывать в багажник наши вещи. – Или, скажем, в Биаррице? Может, тебя заставили лететь назад?
– Успокойся, Нелли,– сказал Ники, определенно не горя желанием ответить похлеще. – У меня в Лондоне дела. Если бы мы полетели на нашем самолете, тогда бы нам с тобой пришлось сидеть бок о бок всю дорогу. А на самолете «Изиджет» у нас наверняка будут места в разных концах салона.
Нельсон удивленно кивнул и тотчас догадался, что лучше оставить Ники в покое.
Я восхитилась его чуткостью и взрослостью, но сжалась от злости, когда Нельсон галантно открыл перед Леони машинную дверцу. А я-то думала, что самые серьезные жизненные сложности уже остались позади!
В «Лутоне» Ники поцеловал нас всех на прощание и пошел к машине Рэя, который приехал его встретить. Рэй вопросительно взглянул на меня, говоря всем своим видом: расскажете о его проделках после. Я едва заметно покачала головой. Он изумленно взглянул на садящегося в машину печального Ники.
Мы с Леони и Нельсоном пошли на автостоянку. На капоте рейнджровера Нельсона красовалась бело-черная птичья клякса. В Лондоне было тепло и сыро, небо над аэропортом висело тяжелое и серое. А на М25 мы попали в пробку, и скрасить тягостные минуты ожидания не смог даже наполовину растаявший «Тоблерон».
Возвращение домой почему-то тоже не радовало.
Мы высадили Леони у станции метро («Стараюсь использовать "Ойстеркард" по полной, а то получится, что Кен Ливингстон выиграл!») и поехали к себе.