Лай звучал громче и громче.
– Джонатан, в чем, черт возьми, дело? – потребовала я, уже видя перед собой громадного Лабрадора или, по крайней мере, боксера.
Так вот, значит, что я почувствовала за запах: собаки!
– Отойди подальше! – Джонатан расстегнул запонки, закатал до локтей рукава безупречно чистой рубашки, размял плечи и повернул голову. – Я серьезно, милая. Спрячься за стол.
– Джонатан, что за… Ладно.
Заметив, с каким выражением лица он на меня смотрит, я передумала спорить и прошла за стол.
– Вот так, – пробормотал Джонатан, обращаясь больше к самому себе, нежели ко мне, и резким ударом ноги распахнул дверь.
Из кухни вылетел, подобно меховой пуле, белый ком. Джонатан ухитрился схватить его одной рукой за ошейник, второй – за задние лапы и поднять, точно футбольный мяч.
Не знаю, кто испугался больше – пес или я.
Скорее пес: он не лаял целых три секунды, и я успела рассмотреть, что передо мной не Собака Баскервилей, а западнохайлендский терьер размером с небольшую дорожную сумку. Закрыв пасть, он прикусил кончик языка и стал совсем как картинка на рулоне туалетной бумаги, какую завхоз в нашей школе вечно покупала для уборной.
– Боже правый, – пробормотала я, едва не прыская со смеху.
Очевидно, собака была из разряда питомцев, что на людские насмешки отвечают гневом: запрокинув голову, пес снова залился злобным лаем.
– Заткнись! Заткнись! – беспомощно заорал Джонатан.
– Как его зовут? – прокричала я.
– Храбрец! – прогорланил Джонатан с таким видом, будто, произнося кличку столь громко, испытывал физическую боль. – Не я выбирал для него имя. Достань из холодильника корм!
В холодильнике, за исключением молока, нескольких бутылок шампанского и пластиковой коробки с ресторанным блюдом, ничего не оказалось.
– Тут нет корма! – сообщила я, перекрикивая надрывистый лай.
– В коробке! – истошным голосом ответил Джонатан. – Там должна быть коробка!
Я растерянно взяла пластиковый контейнер.
– Но ведь это блюдо из ресторана, разве нет? Тут макароны и… Может, ты что-то путаешь?
– У Храбреца личный врач-диетолог! – провопил Джонатан. – Теперь загляни в буфет рядом и достань собачью миску.
Я раскрыла дверцы буфета и снова ничего не увидела – лишь фарфоровую глубокую тарелку.
Я-то думала, никто не балует животных безрассуднее, чем моя мама. Оказывается, бывали случаи посерьезнее. На дне тарелки красовался золотистый узор.
– Джонатан, неужели… – Я уставилась на друга, отчаянно пытавшегося унять Храбреца. – Дорогой, не тряси его. Что толку?
– Не я его трясу, – процедил Джонатан сквозь стиснутые зубы. – Он меня!