Пиво — стратегический резерв.
Она сидит и на меня смотрит. Как я сражаюсь.
Военачальница.
— Вкусно, — говорю я. — Спасибо.
Она говорит:
— Да ты ешь, ешь.
Словно до этого я в основном мимо рта проносил.
И вдруг мне по ноге что-то — шшшш. Я вздрогнул. Только потом догадался, кто это может быть. С таким хвостом.
— Как кошку зовут? — говорю.
— Никак, — говорит Марта. — Приблудная. Родила недавно четверых. Теперь ходит, словно она здесь хозяйка.
Кошка услышала, что про нее речь, и вышла из-под стола. Сама худая, как скелет. Но в глазах такое требовательное выражение. Некогда мне с вами ерундой заниматься. У меня дети.
Я говорю:
— Какая красивая.
Марта говорит:
— Что?
Я говорю:
— Правда. Женщины все такие. Особенно после родов. Словно у вас под кожей — спящее солнце. Даже у кошки. Только вы этого не понимаете. Жалуетесь и плачете.
И мужчинам приходится с этим что-то делать. Тащить в постель и доказывать. Ты — самая красивая. Потому что вы по-другому не понимаете. У женщин это где-то между ног закорочено. А, может, и по всему телу. Я не знаю. А потом, если получилось, солнце просыпается. И вы начинаете светиться так, что глазам больно. Наверное, у вас под кожей проложены стеклянные трубки, по которым вода течет...
Я говорю:
— Только это не вода, а самый настоящий огонь.
Она фыркнула и засмеялась. Говорит:
— Ложился бы ты спать, солдат. Опять ерунду какую-то болтаешь.
А по глазам вижу: нет, не ерунду.
* * *
Я говорю: сколько-сколько?
Йохан говорит:
— Пять монет в неделю. Вы же понимаете, трудные времена.
Я говорю:
— Понимаю.
Потом я не выдержал и снова посмотрел.
«Разыскивается Вальтер Утрехт, рыцарь. Около тридцати лет. Обвиняется в убийстве своей жены Верены, урожденной Кришталевской.»
На рисунке я был чисто выбрит и элегантен, как положено женоубийце. И очень слабо похож на себя нынешнего.
Князь оказался провидцем. Или не поверил в мои добрые намерения. С той ночи прошло больше месяца, а нас продолжали искать. Хотя теоретически мы с морковкой уже находились где-то очень далеко. За пределами княжества, например. Но только не здесь.
Йохан говорит:
— Комнату будете смотреть?
Я говорю:
— Конечно.
«Также разыскивается его дочь, Анна-Фредерика, пяти месяцев отроду. Похищена...»
Не похищена, а спасена. Есть разница.
Хотя — меня-то как раз никто не спрашивал.
Мы поднялись по лестнице. Йохан открыл дверь и говорит:
— Вот.
Я огляделся. Потом прошел к окну, открыл и выглянул. Улица как спящая змея. Чешуя за ночь вымокла и блестит. Дальше по улице раскачивается вывеска портного. Я прикинул — шагов пятьдесят до нее. На вывеске — ножницы и катушка ниток. Все яркое и заметное.