Ни вслух, ни про себя мне эти стулья-комнаты не отгадать никогда, если Винт не подскажет.
— Про себя, — говорит Валентин Дмитриевич и к Винту: — Ты что пишешь?
Винт, естественно, решал мою задачу, у него это ловко получается. Дар такой, от природы. Но Валентин Дмитриевич начинает его пытать:
— Ты получил двойку за диктант.
— Уже проверили? — удивился Винт. — Только вчера писали.
Я с задачей сражаюсь — ничего не выходит. Симакин на пальцах показывает: пять. А чего пять? Комнат?
— Объясни, — просит классный Винта. — Я понимаю, когда человеку не дается какой-то один предмет. Но вот ты первые две четверти не успевал по географии, а вторые две не успеваешь по русскому. В прошлом году тебе какой предмет не давался?
— Не помню, — отвечает Винт, а сам смотрит, что я там у доски с цифрами вытворяю. Покачал головой и буркнул вроде про себя, а на самом деле мой ответ на задачу: — Двенадцать…
— Ты меня слышишь? — спрашивает Валентин Дмитриевич.
— Я подтянусь, — говорит Винт.
Валентин Дмитриевич посадил его, повернулся ко мне. Я живо все цифирки стер и отбарабанил:
— Стульев было двенадцать, а комнат пять.
— Расскажи, как решил.
Я ничего рассказывать не стал, потому что не мог.
— С вами все ясно, гражданин, — говорит Валентин Дмитриевич, видно, разозлили мы его. — Ты в курсе, что у тебя, как и у Елхова, тоже двойка за диктант?
— В курсе, — пробормотал я.
— Откуда?
— Вы ж сами сказали, — пытаюсь вывернуться.
— Кто из вас обещал помогать другому по русскому?
— Я.
— По математике?
— Я должен помогать ему, — говорит Винт.
— Можешь решить задачу про стулья?
Винт не хотел, чтоб я выглядел тупее его и сказал — не может.
— Староста, — говорит классный, — после уроков будем разбирать этих двух друзей. Надо принимать какое-то решение. Это решение примете вы сами, а я с ним полностью соглашусь. Кухтин — двойка. Садись.
Я уже шел на место, он спросил:
— По какому предмету ты в первых двух четвертях не успевал?
— По географии, кажется, — сказал я.
— Как и твой товарищ Елхов?
— У нас настроение плохое последнее время, — не выдержал я, — испортили нам настроение в эти два дня…
— Переходим к теме урока, — говорит Валентин Дмитриевич, в нашу сторону не смотрит. Обиделся.
Кончились уроки. Ничего в жизни так не хотелось, как поесть и побегать с ребятами по улице. Симакин выходит на учительское место, Валентин Дмитриевич садится на заднюю парту, и поехали:
— Собрание класса по поводу двоек Кухтина и Елхова считаю открытым. Кто выступит?
Выступать никому не интересно. Сидим одну минуту, другую.
— Господи, как перед Валентином Дмитриевичем неудобно! — вздохнула Фуртичева.