В тот же день она села на московский поезд. Ее провожали Ватутин и Резниченко. Григорий Иванович, напутствовав ее добрыми словами, с негодованием посмотрел на журналиста. Он узнал в нем человека, который донимал его бесконечными просьбами дать интервью. Нина Афанасьевна так и не появилась, все еще оскорбленная в лучших чувствах.
– Прощайте, Света, – грустно произнес Ватутин. – Под конец своих дней мне довелось познакомиться с вами, и я жалею только об одном, что этого не произошло раньше. Как я уже говорил, вы имеете полное право, более того, просто обязаны предать истину огласке. Нина ошибается, когда говорит, что правда никому не нужна…
Ухтомина поняла – она расстается с Ватутиным навсегда. В день ее отъезда он походил на древнего старика. Что ж, он сказал, его болезнь неизлечима, и с каждым часом ему становится только хуже и хуже. Светлана почувствовала острую жалость к Григорию Ивановичу. В который раз она поймала себя на мысли, что он напоминает ей отца.
– Всего хорошего, – произнес Ватутин, и в его глазах блеснули слезы.
Он пожал Светлане руку и побрел прочь. Павел же пытался выведать у нее, что она нашла в мастерской Куликова. От Резниченко ничего нельзя было утаить, в том числе и ее визит на улицу Восьмого Марта.
– Вы что-то определенно скрываете от меня, Света, – произнес Павел. – Ну ладно, обещайте мне хотя бы, что не будете ничего публиковать до моего возвращения.
– Паша, вам пора, – вместо ответа сказала Светлана. – Вы слышите, провожающих просят удалиться. Я жду вас в ближайшие дни в Москве.
– Значит, ведете свою игру, не доверяете мне, – произнес Павел с обидой. – Ну да бог с вами, счастливого пути, Света. Еще увидимся!
Поезд тронулся в путь через три минуты, и Ухтомина, откинувшись на мягкую спинку, проводила взглядом вокзал Усть-Кремчужного.
В Москве ее встречал отец, которому, как поняла с первых секунд Светлана, уже известно, что она стала свидетельницей убийства. Он был взволнован и встревожен. Очевидно, его приятель узнал все от Ватутина и проговорился Геннадию Петровичу.
– Светочка, нельзя же подвергать свою жизнь опасности, – сказал он дома. – Все эти старые дела чреваты плохими последствиями. Может, тебе оставить попытки расследования? Кому нужна эта правда?
– Папа, что такое ты говоришь! – изумленно воскликнула Светлана. – Ты столько раз говорил мне, что никогда нельзя сдаваться. Ты же сам до сих пор надеешься раскрыть преступление, жертвой которого стала мама.
Геннадий Петрович ответил:
– Я уже ни на что больше не надеюсь, Света. Я давно понял, что так и умру, ничего не узнав.