– Да что вы, – ответила Светлана. – Вы, кажется, сделали смыслом своей жизни сбор информации о Стаховском? И почему, разрешите осведомиться?
Резниченко на секунду закрыл глаза, по его лицу словно прошла судорога, затем он снова превратился в весельчака и балагура.
– Кто-то коллекционирует бабочек, кто-то – пивные кружки, а я занимаюсь сбором информации. В том числе и о Владимире Стаховском. Он один из тех, кто правит, точнее говоря, правил этим миром, и на информации об этих личностях можно неплохо заработать. А я, увы, меркантилен. Вот когда буду получать столько же, сколько вы, тогда и смогу думать о душе и свободе слова.
– Именно таким я вас себе почему-то и представляла, – сказала Светлана.
Резниченко, который пытался предстать перед ней в личине прожженного циника и знатока современных нравов, на самом деле был достаточно наивным журналистом, не добившимся особого успеха. Но Светлана испытывала к нему непонятную симпатию. В чем же дело? Почему она тяготеет к личностям, которых ей нужно избегать? Например, с точки зрения ее отца, Геннадия Петровича, Павел был наименее подходящим субъектом в друзья и тем более мужья дочери.
– Я реально оцениваю ситуацию, – уныло произнес Резниченко. – Таким известным, как вы, Светлана, мне никогда не стать. И что это у нас за общество такое, в котором у женщин больше шансов сделать карьеру, чем у мужчин?
– Павел, вы, если я не ошибаюсь, пригласили меня на пирожные, чтобы разъяснить некоторые тайные аспекты жизни Владимира Стаховского, а вовсе не для того, чтобы делиться вашими собственными взглядами на межполовые проблемы. – Светлану начали утомлять неловкие и смешные попытки Резниченко изменить ее мнение о нем. Но и правда, почему она так ополчилась на него? Он был, возможно, не слишком талантливым, но, без сомнения, приятным человеком. Да и она сама… Светлана никогда прежде не замечала за собой звездной болезни. И не хотела, чтобы кто-то, тот же Резниченко, к примеру, говорил, что Ухтомина ведет себя с менее знаменитыми коллегами свысока.
– Да, вы правы, – Резниченко отпил кофе. – Ого, понимаю вашу страсть к этому напитку. Да, да, мне ясен ваш «тонкий» намек: вы демонстративно смотрите на часы, это значит, что времени у вас не так уж много. Но вы правы, я хотел поделиться с вами информацией о Владимире Сергеевиче, которого теперь, после его смерти, превратили в икону современной российской журналистики. Вдруг выяснилось, что без него у нас никогда бы не было ни свободы слова, ни демократии, ни телевидения вкупе с прессой.
Светлана уловила в словах Резниченко злость и разочарование. Но почему, чем так насолил ему покойный Стаховский? Светлана знала, что Владимира не любили и не выносили многие из коллег, считая его выскочкой и наглецом. На самом деле, как подозревала Светлана, многие не могли вынести его финансовой независимости и менторского тона.