Помощник мэра не раздумывает о подобном и, подсчитывая свои взятки в картах, бормочет, словно отвечая на все вопросы:
— Что вы хотите? Он был оригинал…
Понятно! Но он же погиб! Кто-то убил его! А Фелиси сразу же после похорон выскальзывает из рук полиции, отправляется в Париж и там как ни в чем не бывало, глазеет на витрины, наедается пирожными с кремом, пьет портвейн, а потом разъезжает на метро.
— Интересно, кто теперь будет жить в доме?..
Игроки в карты переговариваются, перескакивая с одного на другое, и до Мегрэ, который не прислушивается, доносится только какое-то бормотание. Он не говорит им, что а доме будет жить Фелиси. Он словно плавает в пространстве… Перед его глазами вырисовываются какие-то картины и тут же стираются. У него едва сохранилось ощущение времени и места… Фелиси, наверное, уже улеглась и читает в постели. Она не боится оставаться одна в доме, где убили ее хозяина. Эрнест Лапи, брат, который так обижен из-за завещания… Деньги ему не нужны, но он никак не может понять, почему его брат…
— …Построен лучше всех домов в поселке… Кто это сказал? Наверное, Форрентен?
Мегрэ снова видит натертую до блеска лестницу. О Фелиси могут сказать все, что угодно, но чистота у нее в доме идеальная. Как любила говорить мать Мегрэ, так чисто, что можно есть на полу.
Дверь направо… Комната старика… Дверь налево… Комната Фелиси… Отсюда дверь ведет еще в одну, довольно большую комнату, где свалена ненужная мебель…
Мегрэ хмурится. Это не предчувствие, не какая-то догадка. Он просто смутно ощущает: тут что-то не так…
— Когда там жил молодой человек… — произносит Лепап.
Мегрэ вздрогнул.
— Вы имеете в виду племянника?
— Да… Он жил у дяди с полгода, а то и больше… Примерно год назад… Он, видно, не из очень здоровых… Кажется, врачи рекомендовали ему деревенский воздух, но он часто торчал в Париже.
— Какую комнату он занимал?
— Как раз… Вот это и есть самое забавное…
Лепап ему подмигивает. Форрентен недоволен, видно, управляющий не любит, чтобы рассказывали разные истории о поселке, где он чувствует себя полноправным властелином.
— Это ничего не значит, — протестует он.
— В конце концов, да или нет, но старик и Фелиси… Послушайте, господин комиссар… Вы представляете себе дом… Справа от лестницы только одна комната, спальня Деревянной Ноги… По другую сторону две, но смежные… Так вот, когда приехал молодой человек, дядя уступил ему свою комнату, а сам поселился с другой стороны, иначе говоря, с Фелиси. Он занимал первую, а служанка спала во второй, так что вынуждена была проходить через спальню хозяина.