— Да.
— Пропасть была такая же, как сегодня?
— Даже пошире.
— И Тобор одолел ее?
— Да. В обычном прыжке, — обрадовался Петрашевский. Я же говорю, Сергей Сергеевич, что Тобору по силам…
— Минуточку, — жестом остановил его Коновницын. — Дело-то оборачивается против вас. Тобор на предварительном прогоне без груза ведь прыгал?
— Без груза, — подтвердил Суровцев.
— Вот мы и подошли к главному, — сказал Коновницын. — Кому нужен аппарат, который не обладает надежностью? Кому нужна машина, которая сегодня ходит отлично, а завтра буксует в первой попавшейся канаве?
— Но сегодняшний прыжок Тобора… — начал Иван.
— Войдет во все учебники легкой атлетики, — раздраженно закончил Коновницын. — И все равно прыжок Тобора с грузом — частное решение задачи, хотя и остроумное. А мы должны быть уверены, что он в состоянии решать общие задачи. Причем решать с запасом надежности, без проколов. Вот этой уверенности у комиссии, увы, нет. Поэтому мы предлагаем прекратить испытания Тобора.
После паузы председатель Государственной приемной комиссии добавил:
— Нельзя рисковать Тобором.
За поворотом аллеи показалось здание гостиницы-подсолнуха. Огромный выпуклый диск ее, в котором располагались номера для приезжих, был обращен на запад, в сторону нырнувшего за горизонт солнца.
Они остановились перед гостиницей.
— Мы выясним, Сергей Сергеевич, что сегодня приключилось с Тобором, — сказал Петрашевский.
— Не сомневаюсь, — ответил Коновницын. — Но для этого нужно время.
— Попробуем за ночь справиться, — вступил в разговор Суровцев.
Коновницын пожал плечами:
— Несерьезно, товарищи. Ведь система Тобор доводилась, воспитывалась годами. Так что едва ли здесь поможет кавалерийский наскок. Исправление Тобора, Иван Васильевич, может продлиться не один месяц. Короче, завтрашнее испытание Тобора отменяется…
Петрашевский осведомился:
— Это мнение комиссии?
— Увы, да, Аким Ксенофонтович, — вздохнул Коновницын. — Я успел еще в зале перемолвиться с товарищами, и общая точка зрения ясна. Официальное решение комиссии мы вам вручим завтра, пусть люди пока отдохнут.
Суровцев и Петрашевский дождались, пока на гостиничном диске не вспыхнуло единственное окно, остававшееся темным и молча пошли по аллее.
— Непохоже, чтобы люди отдыхали, — сказал Суровцев, — Во всех домах горит свет.
— Кому сейчас до отдыха? — ответил Петрашевский.
— Я все время пытаюсь осознать: что же произошло с Тобором, Аким Ксенофонтович? Мы ведь каждую клеточку его знаем…
— Выходит, не знаем.
— И все-таки я чувствую: разгадка где-то на поверхности, — сказал Суровцев.