Через несколько часов останки Нанди опустили в могилу, вырытую поблизости от места ее смерти>[130]. Это была типичная могила, в каких, по обычаю, хоронили вождей. В глубину она имела около девяти футов, в одной из стен ее была вырыта ниша. Туда поместили тело, согнутое в сидячем положении, для чего его связали до наступления rigor mortis>[131].
Фину не было разрешено присутствовать при погребении, иначе ему пришлось бы провести целый год поблизости от могилы. Сообщение его о том, что две девушки были заживо похоронены вместе с Нанди, очевидно, ошибочно. Скорее им, как пишет Брайант, сначала переломали кости, а затем умертвили их по способу, описанному в одной из предыдущих глав.
На похоронах присутствовало около двенадцати тысяч воинов. Из них была сформирована специальная дивизия, получившая задание охранять могилу в течение года. Для пропитания воинов, а также в качество жертвы предкам Нанди было выделено пятнадцать тысяч голов скота. Все скотовладельцы страны, равно как и сам король, сделали взносы в этот фонд.
После похорон, рассказывает Фин, выступил премьер-министр Нгомаан. Он обратился к толпе с речью:
— Великая слониха с малыми грудями — вечно правящий дух плодородия — умерла. Вероятно, небо и земля объединятся, оплакивая ее, а потому мы должны принести большую жертву: весь год не обрабатывать землю, не пить молока, а весь надой выливать на землю. Женщины, которые в течение года забеременеют, вместе с мужьями будут преданы смерти.
Нанди умерла 10 октября, посев всех культур был завершен к началу сентября. Следовательно, запрещение обрабатывать землю относилось только к прополке, которая должна была производиться после 12 октября. Это могло принести довольно серьезный урон, хотя к этому времени всходы уже развивались полтора-два месяца. Но утрата молока была подлинным лишением. Что же до табу на половые сношения, то его легко могла обойти любая чета — лишь бы не появилось явных следов такого нарушения.
Чака погрузился в горестные раздумья. Он все время «щипал себя» (зулусское выражение, означающее «упрекать себя») за то, что не добыл вовремя «эликсир жизни». В этом он винил также и белых, которым следовало позаботиться о том, чтобы суда их заходили почаще, или же ускорить строительство нового судна из остатков разбившейся «Мэри».
— Я завоевал весь мир, но потерял мать, — стонал он. — Горькое алоэ заполнило мне рот, я утратил всякий вкус к жизни.
Чака ненавидел всех, кто но выказывал самого глубокого огорчения, всех, за исключением этих странных европейцев, у которых свои обычаи. Он приказал отрядам воинов обойти всю страну и убить тех, кто не соблюдал траур и не послал на могилу Нанди «венка» в виде скота для жертвоприношений. В том, что убийства не прекращались, Фин обвиняет местных вождей.