- Отпустите его. - попросил Лурье. - Под мою поруку.
- Посмотрим. - кивнул полковник. - Какого-то Славика из этих "ярославских робят" он назвал. И дал два фото-портрета. Все-таки в эту историю на ярмарке он замешан. Попробуем провести опознание нескольких лиц из окружения Кислова, потом будем решать. Приходите завтра.
- Хорошо. - ответил Лурье и попрощался.
Но оказалось, что этого "завтра" судьбой Лурье не было отпущено. И никогда не увидал он берега Земли Обетованной. Он вернулся домой в свою полупустую квартиру, (все вещи уже были распроданы и раздарены) уселся к телефону и принялся обзванивать всех своих знакосмых с тем, чтоб пристроить "одного потерянного на обочине жизни парня на работу и жилье хоть куда-нибудь на первое время". В конечном счете договорился, что Григория Нестрова возьмут на период навигации матросом на баржу, которая возила по Волге песок. До октября месяца работа была обеспечена, жить можно было на той же барже, обещали и общежитие в Рыбинске. Лурье успокоился, решив, что приблудный парень все-таки сумеет втянуться в нормальную жизнь.
К вечеру Лурье почувствовал себя неважно, но вздобрился, когда часов около десяти ему позвонил из Хайфы двоюродный дядя троюродной сестры. Они быстро, экономя деньги, поговорили. Лурье заверил, что в конце апреля, в начале мая уже прилетит на Землю Обетованную. Под конец этого разговора он почувствовал боли в сердце и, когда положил трубку, принялся искать среди увязанного багажа нитроглицерин. Боль становилась непереносимой, он начал задыхаться и попробовал вызвать по телефону "скорую помощь". Работал ли телефон или нет, отказала ли связь, или у Лурье не хватило сил, чтоб набрать номер ещё несколько раз - осталось неизвестным.
Его нашли на следующий день, когда младший врач, встревожившись отсутствием Марка Семеновича в день прощального банкета, приехал к нему домой.
Марк Семенович уже остыл и лежал на полу, среди чемоданов и вещей, которые уже не были ему нужны ни здесь, ни в Израиле, ни в тех мирах, куда он ушел навсегда.
... По началу, в течение суток, Гришу почти не беспокоили. И он полудремал в теплой узкой камере, получал питание и, в основном, часами смотрел в потолок, размышляя над тем, чем займется, когда его отсюда выпустят. Но затем два дня подряд оказались заполненным не совсем понятной спешкой и суетой. Проводили опознание для чего перед Гришей высаживали в ряд по трое, по пять и шесть парней разного возраста и предлагали определить знакомого человека - того самого Славика или других, кто ездил с Гришей на ярмарку. Ничего определенного Гриша сказать не мог. Один парнишка весьма смахивал на Славика, но ныне был обрит наголо, на губе пробивались усики и Гриша не рискнул ткнуть в него пальцем.