Федор Михайлович хотел добавить что-то еще, вероятно, не менее язвительное, но дверь вдруг без стука распахнулась, и на пороге возник Никита. Голова его странно подергивалась, усы обвисли... Он на мгновение застыл на месте, обвел всех поочередно взглядом. Губы его затряслись, и он вдруг выкрикнул неестественно высоким и дрожащим голосом:
– Ваше высокоблагородие, Федор Михайлович, Лизонька пропала! – И зарыдал, как маленький.
– Что ты городишь? – побледнел Тартищев. – Куда она могла запропасть?
– Записку вчера еще вечером оставила, что уезжает вместе с цирком на гастроли... – Никита ткнул в руки Федора Михайловича измятый листок бумаги. – Наездницей...
Тартищев, не взглянув в бумажку, отбросил ее на стол и гневно свел брови.
– Вчера, говоришь? Что ж ты, собачий сын, до сегодняшнего дня молчал? Или решил – обойдется? Покрыть решил ее самовольство?
Старый унтер-офицер склонил повинно голову и отвел взгляд.
– Виноват, ваше высокоблагородие, думал, шутит барышня, пугает... – Он шмыгнул носом. – По правде, мы сразу погоню снарядили. Догнали циркачей аж под Сорокином. – Он провел по глазам рукой с зажатым в ней картузом. – Только... только барышни с ними не оказалось. И директор цирка Христом-богом клянется, что в глаза Лизы не видел. Я велел им добром назад в Североеланск вертаться, пока вы их силком не возвернули. – Он с трудом перевел дыхание и почти прошептал: – Чтоб, значится, неприятностей не было...
– Вернулись? – быстро спросил Иван.
– Вернулись, – вздохнул Никита, – только ужас какие сердитые! Мест в гостинице нет, встали табором на постоялом дворе. А там, сами знаете, блохи да клопы...
– Так, – жестко произнес Тартищев, – я немедленно еду к циркачам, разберусь насчет Лизы. Небось какой-нибудь фокус придумала, чтоб доконать меня совсем... И что за хлопотная девка выросла! – Он в упор посмотрел на Ивана. – А вы с Алексеем берите это чудило, Мамонта, за жабры! И чтоб к вечеру он рассказал вам все как есть, как на духу, как на исповеди перед батюшкой! – Он нахлобучил на голову фуражку и буркнул Никите: – Поехали, что ль?
Но не успели они и шага ступить, как двери вновь распахнулись, и на пороге вырос адъютант Лямпе поручик Боровиковский. Он окинул строгим взглядом сначала кабинет, потом собравшихся в нем людей и, приложив руку к козырьку фуражки, доложил:
– Господин надворный советник, штаб-офицер сию минуту требуют вас на набережную. Там только что в реке странного утопленника обнаружили. Штаб-офицер говорит, что вы его знаете.
– Кого? – Тартищев подался ему навстречу.