– Нашли о чем беспокоиться! – Девушка сжала кулачки и бесстрашно посмотрела на него снизу вверх. – Рыжая ведьма какая-то! И старая к тому же!
– С чего вы взяли, что рыжая? – опешил Алексей и посмотрел на портрет. – По-моему, вовсе даже темненькая.
– Ну это у вас она темненькая, а в цирке кассирша есть, так вот она рыжая и на вашу барышню слегка смахивает. Я сначала подумала, что вы с нее срисовали, потом смотрю, нет. У этой хоть глаза похожи на живые, а у той – как стеклянные!
– Позвольте узнать, что привлекает девушку вашего воспитания в цирк? Цыганщина, свободные нравы? Неужели вы не понимаете, что бросаете своим поведением тень на Федора Михайловича? – произнес неожиданно назидательным тоном Алексей и сильно этим сам себе не понравился. Но он уже вызвался играть эту роль и должен был с честью довести ее до конца, чтобы не упасть в грязь лицом перед этой зловредной барышней.
– Господи! – Лиза всплеснула руками. – Вы что ж, решили читать мне нравоучения? У папеньки руки не доходят, так он вас попросил на меня воздействовать? – Она рассмеялась. – Не выйдет, сударь дорогой! Я сама буду решать, как мне поступать. Если папеньке нет до меня дела...
– С чего вы взяли, что ему нет до вас дела? – удивился Алексей. – До кого ж у него тогда есть дело, если не до вас?
– До кого и чего угодно! – выкрикнула девушка, и Алексею показалось, что она вот-вот заплачет. Нет, сдержалась, лишь шмыгнула пару раз носом. – Ему до вас есть дело, и до жуликов разных, и до Никиты, даже до Дозора. Он его утром по голове гладит... А мне только «Лизка да Лизка...», словно я дворовая девка какая.
– Да полно вам, Лиза, – улыбнулся Алексей, – служба у него такая. Порой три дня пройдет, а ему кажется – три часа.
– А я что говорю. Давеча, когда мне семнадцать лет исполнилось, спрашивает у маменькиной кухарки, а она ведь глухая, вот я весь разговор и услышала. «Авдотья, – кричит, – сколько нашей Лизе уже стукнуло? Поди, шестнадцать?» Видите, как он ко мне относится? Не знает даже, сколько мне лет!
– Лиза, – Алексей неожиданно обнял ее за плечи и привлек к себе, – успокойтесь, Федор Михайлович любит вас и беспокоится, как любой отец. Но, может, и вам стоит относиться к нему внимательнее, не дерзить ему, быть ласковее... Вот вы вечером налетаете на него с упреками, шумите безмерно, а у него в этот день и так куча неприятностей: убийца Дильмаца до сих пор не пойман, губернатор сердится, исправник выговор весьма нелицеприятный сделал... Вы это поймите и будьте более снисходительны к своему батюшке. Он ведь единственный родной вам человек, берегите его, жалейте... Конечно, Никита ему и чай подаст, и халат, а Дозор руку лизнет, но душу ему с кем-то отвести надо? Не все же время себя в кулаке держать, надо немножко и расслабиться. А кто ему, кроме вас, поможет? Ведь он действительно вас любит, только служба его отучила чувства свои на всеобщее обозрение выставлять...