Никки выбрала ресторанчик под названием «Шантарелль» — французское бистро в районе Капитолийского Холма в Сиэтле. Она также настояла на том, чтобы поехать туда на такси.
Ресторан оказался маленьким, тихим, уютным. Почему-то во всем этом Джеку мерещилась какая-то фальшь; он то и дело оглядывался через плечо, словно пытаясь различить истину под покровом иллюзии.
— Прекрати, Джек. Я из-за этого нервничаю.
Никки попросила посадить их в укромном месте; метрдотель провел их к столику в дальнем углу зала. В ресторане сидели еще две парочки, но те устроились у окна, неподалеку от входа.
Джек уселся спиной к стене.
Подошел молоденький официант, наполнивший водой бокалы. Восемнадцать лет, не более, азиатские черты лица. Джек задумался, играет ли тот в видеоигры. Меню было коротким, цены — высокими.
— Не смотри на цифры, — сказала Никки. — Я угощаю.
— Конечно. — О финансах Джек в последнее время не вспоминал. Уже три года он жил на страховку, не имея ни малейшего понятия, сколько денег осталось. Видимо, это выяснится, когда сумма на его банковской карточке истает окончательно.
— Так. Наверное, я попробую салат «Цезарь», — задумчиво протянула Никки. — Интересно, они готовят его прямо на столиках? Ты когда-нибудь пробовал?
— Нет.
— Это действительно здорово. Они и заправку делают здесь же, у тебя на глазах: давят анчоусы, взбивают яйцо… Ничего свежее и быть не может.
Давят. Взбивают.
Джек ничего не ответил.
Когда подошел официант, Никки попросила бокал хорошего красного вина. Джек только покачал головой. Для него пить в надежде развеяться — то же, что пытаться залить огонь струей бензина.
— Сегодня наше специальное блюдо — свиные медальоны с абрикосовым…
— Несите.
Испепелив его взглядом, Никки добавила:
— А я съем салат «Цезарь» и лобстера.
— Очень хорошо.
Когда официант удалился, они продолжали сидеть в неловком молчании. В последние два года Никки и Джек не расставались ни на день, разделяя такие интимные моменты жизни, какие и не снились большинству супружеских пар, — но ни разу даже не поцеловались. Их связывали вместе ненависть и одиночество, а вовсе не любовь.
— Скажи, разве здесь не лучше, чем в каком-нибудь «Бургер-Кинге»? — спросила наконец Никки.
— Еще бы.
— Я… — она пыталась придумать, что бы сказать. — Я ходила сегодня по магазинам. Видела действительно хорошие туфли.
Джек ответил ей пустым, отсутствующим взглядом.
В ответ она не сводила с него глаз, в глубине которых пряталась мольба. Этот немой стон не сразу, но достиг его сознания.
— Вот как. Это… хорошо. Очень хорошо.
— Да. Да, и продавались совсем дешево.