— Нет, не кажется, — совершенно невозмутимо ответил я. — Но я не исключаю возможности, что при принятии решения о моем направлении в вашу тюрьму учитывалось то обстоятельство, что, в отличие от многих других служителей Господа, в экстремальной ситуации я смогу постоять за себя. Если вы, сын мой, находите в такой предусмотрительности высшего церковного руководства нечто странное — что ж, это ваше право. Но в таком случае я хотел бы вам напомнить, что еще в древние времена монахи затерянных на Тибете буддистских монастырей не считали зазорным тренировать не только свой дух, но и свое тело. Да и на Руси это приветствовалось. Вспомните хотя бы монаха Троицко-Сергиева монастыря Пересвета, вышедшего на поединок с татарским богатырем Темир-мурзой перед началом битвы на Куликовом поле. Так что, майор, я не вижу в моем пребывании здесь чьего-то особого умысла, за исключением того, о чем я уже упомянул.
— Достойный ответ, отец Павел! — На сей раз Сименко выдавил на лице улыбку. — Так как насчет тренировки тела, а?
— Подумаю. Но сегодня — нет, уж извините. — Я поднялся с кровати, давая тем самым понять, что буду не против, если спустя пару секунд в этой тесной комнатушке вместо двух человек останется только один.
Сименко все понял и поднялся со стула, бросив короткое «дело ваше». В окно я увидел, как он быстрым шагом идет по территории внутреннего двора к главному корпусу.
А на следующий день, когда я в сопровождении охранника шел по коридору второго этажа после посещения двух заключенных, ко мне подошел чем-то обеспокоенный тюремный врач и заговорил странным для него голосом, в котором я впервые не уловил самоуверенности. Семен Аронович взял меня за рукав рясы и спросил:
— Отец Павел, мы могли бы с вами встретиться сегодня? Я хочу поговорить...
— Неужели, доктор, после нашего последнего разговора в автобусе вы так быстро созрели для того чтобы впустить в свое сердце православную веру?! — пошутил я. Но, вопреки ожидаемому, не заметил на лице Семена Ароновича ответной иронии. Значит, тема нашего предстоящего разговора была явно нешуточной. Может, доктор хочет мне сообщить, что я несколько передозировал удар, нанесенный вчера утром Маховскому, и его пациент сейчас балансирует на грани жизни и смерти?
Если так, то это было бы не слишком радостное известие.
— Вы не торопитесь? Мы можем прямо сейчас пойти к вам? — настаивал Семен Аронович, и я согласился.
— В чем дело? — спросил я, как только мы отдалились от главного корпуса на достаточное расстояние и я мог быть уверен, что глядящий нам вслед охранник не может нас слышать. — Что-нибудь серьезное случилось?