Я со смехом передал этот разговор Ян, но она вдруг страшно оживилась:
— Я так давно не была на настоящем рынке! И сейчас самое время напомнить Поднебесной о том, что такое настоящий чай. И — посмотреть, где ты проводишь большую часть твоего времени, когда… не исцеляешь страдающих женщин.
«Я извещу о своем прибытии», — серьезно кивнула она на прощание.
Наверное, именно меня, для которого не была загадкой ни одна из гримасок ее лица, ни одна складка ее тела, больше всего поразило все происшедшее в это утро в Сангаковом хозяйстве, когда непонятно каким образом вокруг него собралась громадная толпа самого разного народа. Как именно путешествуют слухи о приезде таких особ, как драгоценная Ян, — не знаю. Но толпа была. Густая, праздная и взволнованная.
Какие-то нервные чиновники расчистили в этой толпе девственно пустую дорожку от въезда на рынок до самого нашего подворья.
Люди боялись даже коснуться ногой этой странной пустоты.
Зацокали копыта, разнеслось многоголосое «а-а-а-х». Появилась целая кавалькада непонятно что делающих в обычное время дам и мужчин.
Как и все собравшиеся в «Золотом зерне», я замер, когда ее нога в розовой атласной туфельке, расшитой жемчугом, ступила на серый зернистый песок дворика.
Спустившись на этот песок с небольшого белого коня с черной гривой, она двинулась вперед под полупрозрачным персиковым зонтиком, который несла над ее левым плечом неизменная Лю. А все собравшиеся стояли двумя рядами в потрясающей тишине, среди которой лишь тихо свистел розово-бело-зеленый шелк ее платья.
Империя — это не только живая стена воинов в отсвечивающей металлом чешуе, и не только несущийся вдоль этой стены сотрясающий землю экипаж, на правой дверце которого изображен белый тигр, а на левой — синий дракон.
Империя — это еще и маленькая женщина, аккуратно ступающая розовыми туфельками по песку, в то время как все вокруг боятся пошевелиться.
А потом… потом Ян подошла к встречавшему ее, на правах хозяина, Сангаку, которому она не доставала и до плеча, и начала поднимать взгляд, улыбаясь ему снизу вверх. И — наткнулась глазами на обрубок его левой руки, укутанный аккуратно завернутым рукавом лазоревого парадного халата. Она даже, кажется, на долю мгновения чуть расширила глаза.
Сангак, как и любой калека, философски относился к тому, что многие вздрагивают, увидев его руку. Собственно, ему это особых мук не доставляло — скорее смущались те, кто считал такое поведение своей оплошностью.
Но драгоценная наложница Ян загладила свою мимолетную неловкость потрясающим образом. Она осторожно взяла искалеченную руку Сангака двумя своими (он сначала даже попытался сопротивляться) и на мгновение легко прижала ее к своему лицу.