Лариса сказала: у матери к руке привязаны ключи. В конце разговора мы сошлись на том, что моя мать, потеряв рассудок, стала добрее и светлее, а раньше была мрачная и злобная, как волчица…
Думаю: это настолько моя биография — эти сошедшие с ума две матери: моя мать и мать моих детей, такая органично моя биография, что даже оторопь берет, но и ясно, что только такая трагедия и могла меня постигнуть. Только такое комплексное испытание и могло мне быть послано».
2 февраля. «У меня сил нету. Я уже умереть хочу. Здоровье не выдержит. Как я выдерживаю. Не вижу не слышу… Одна я. Зачем это нужно, и мне и окружающим. Такое у меня состояние… Не знаю, какое число, какой месяц, какой год. (Я ей сказал дату, громко и отчетливо.) …Я задыхаюсь. Да разве мне до этого…» Комментарий: «Моя мать сегодня видимо вернулась временно в разум. Хрипит и звучит еле-еле и отчаянно».
9 февраля. «Сейчас звоню матери — никто не отвечает. Но у нее в это время и сиделка. Да и сама она лежит. Вероятнее всего, сиделка решила ее помыть до моего звонка. А может, сиделка еще не пришла, а мать померла? Всякое может быть.
Полчаса прошло. Дозвонился. Оказалось, трубка была плохо положена. Мать звучит ужасно. Фразы нечёткие. „Я тут живу при гостинице. Я уже хочу умереть. Встать не могу. Сейчас кушать буду“».
23 февраля. «Набрал мать. Она не берет трубку. Видимо, опять трубка не лежит как следует на телефоне. И еще набрал. Только хрипы ужасные. Сорок минут набираю мать. Ноль толку. Наконец дозвонился. Картина выясняется печальная. Она не узнала меня(!). Только под конец разговора опознала. Первая ее фраза мне: „Вчера умер отец Эдика. Передайте ему, что умер отец Эдика…“ (Отец умер четыре года тому назад). „Как Аня себя чувствует?“ (Моя первая жена умерла 18 лет тому назад.), А что мне быть разговорчивой… Вчера не могла найти прясло». Я говорю: «Вчера у меня был день рождения. Я ходил в театр…» — «Да…» — говорит она рассеянно.
В тот же день, к вечеру, 21:25. «Сейчас звонил Ларисе. Мать угасает. Лежит в ужасном виде. Уже сама даже воды не пьет. Хлеб под себя подгребает. Шапочку какую-то идиотскую надела. Долго она не протянет, говорит Лариса. Месяца два, разве что. Ну что ж, похороню, очищу квартиру. Выкину всё, или почти всё».
5 марта. «Звонил матери. Различил только одну связную, но загадочную фразу: „Надо держаться, приедут эти американцы“. Я ее все меньше понимаю. Рассудок у нее фрагментарный».
8 марта. «„Все нормально. Я уже рада умереть. Богдан где?“ Мать произнесла только эти три членораздельные фразы. Последняя: „Богдан где?“ удивительна, потому что я старательно умалчивал, что Катя уехала в Гоа и увезла Богдана. Но умирающая, видимо, имеет свою информацию, прямо из космоса. Она все же, видимо, приняла внука как главное событие своей жизни последних лет. Я поговорил и с сиделкой Еленой: „Кушает она плохо, жует, но не лезет в нее. Позвоночник — весь пролежень, в гное, кожа кое-где сошла. Одежду не меняем, выбрасываем. Только на сердце и держится. Я уже не понесу ее купать сегодня… Кровотечение у нее. Отек внутренних органов…“