Он начал с того, что признал, что был плохим сыном, что покинул родителей рано и с тех пор долгие годы жил в чужих землях. Что после пятнадцатилетней разлуки приехал уже к родителям-старикам. Он сказал, что родители не верили в его таланты, но тем не менее помогали ему в те далекие годы, когда юношей он отправился завоевывать Москву. На Центральный почтамт, что на Кировской (ныне Мясницкой), до востребования, каждый месяц прибывал денежный перевод на сумму двадцать пять рублей. Он еще что-то добавил и опять сказал, что он был умершей плохим сыном. Все выпили. Он сел.
Тетя Валя, чей черед был выступить после него, так как она знала мать лет пятьдесят, если не больше, начала с того, что заступилась за него: не надо так о себе говорить, сказала она сыну умершей. Его мать понимала, и окружающие понимали его другую судьбу, и никто не ожидал, что он будет сидеть с матерью всю жизнь. С его детства им всем было понятно, что он человек другого масштаба… другой.
Человек другого масштаба тем временем пытался разобраться, что же в нем есть от родителей. Оказалось, ничего нет. Когда он жил с ними, его воспитывали не они, но книги о путешествиях и приключениях, потом специальные книги, книги по истории, поэзия. В настоящее время его характер состоит из нескольких блоков. Один — это рабочие привычки и мнения работяги-писателя: ранний подъем, работа за столом, физические упражнения, прогулка, еда раз в день. Аскетические черты, разумеется. Потом, когда он стал солдатом, то эти аскетические черты пригодились. И его солдатские годы, участие в войнах, отточили его характер. Возникли или проявились: храбрость, неприхотливость, радость жизни. Когда он стал лидером радикальной партии, революционером и вождем, ему пришлось привыкнуть к слежке, прослушиваниям, к прокурорам и судьям. Когда он отсидел, то вынес навсегда часть тюрьмы с собою. Ведь тот, кто там побывал, никогда не освобождается от тюрьмы. Она идет за ним всю оставшуюся жизнь. В результате во главе стола, рядом с полковником, сидел очень непростой мужик. Еще он — сексуальный маньяк, но об этом мало кто знает, подумал он, ухмыльнувшись. Однако многие догадываются.
Ближе к вечеру он блестяще и одновременно похабно доказал это. Признался сиделке матери в желании выспаться с нею, лапал ее за груди и уговаривал: «Ну дай я вытащу твою сиську!» Охранники смущенно отворачивались. Пожилая женщина Надя, бывшая соседка, лицезрела все это не отрывая глаз.
Сиделка приглянулась ему еще в прошлый приезд. Он на короткое время (они уже уезжали) встретил ее в коридоре, но успел уловить ее женскую ухоженность, доброжелательность к нему и некоторое волнение в ней от его близости.