Книга мёртвых-2. Некрологи (Лимонов) - страница 171
Что она с ним сделала, я впоследствии не спросил. Она улетала в тот же вечер.
С Диной я встретился через шесть лет. Перебравшись в Париж из Нью-Йорка в 1980-м, я однажды отправился в ее галерею на Rue Jacobe, недалеко от аббатства Сен-Жермен-де-Пре и кафе «Флор». Из Москвы представлялось, что галерея должна быть как минимум размером с музей изобразительных искусств имени Пушкина. На деле это оказалось цокольное помещение скромных размеров. Его нельзя было назвать полуподвальным (sous-sol), но несколько невысоких ступеней вели вниз. Хозяйка сидела в глубине помещения на темном диване, затянутом в материю с огурцами либо баклажанами. Было лето, немного душно. Хозяйка беседовала с женщиной помоложе. От неузнания Дины и последующего конфуза (я ее не узнал), меня спасла лишь молоденькая служащая либо посетительница галереи, встретившаяся мне у двери:
— Могу я говорить с мадам Верни? — спросил я у служащей.
— Да, конечно, мадам на диване.
И только тогда в те недалекие десяток метров, что я шел к сидящей на диване, я уверил себя, что это она. Почему-то в шесть лет она преодолела барьер между категориями «зрелая женщина» и «старая женщина». На ней был балахон, их обыкновенно и напяливают старые женщины, когда приходит старость, бесформенный, не скрывающий фигуру, как им кажется, а напротив, безоговорочно на нее, тяжелую, указывающий.
— Здравствуйте, Дина, — сказал я по-русски. — Я — Эдуард Лимонов, мы с вами познакомились в Москве в 1974-м в мастерской Ильи Кабакова.
Она улыбнулась, встала и подала руку.
— Вы надолго в Париже? О вас пишут газеты. Это надо было слышать, это «пишут газеты»…
Старомодно, но с каким уважением, как респектабельно это прозвучало. Несомненно всю ее жизнь эта женщина из Одессы (вначале девочка из Одессы) делила людей на тех, о ком пишут газеты, и на тех, о ком газеты не пишут. И ей-богу, в этом разделении был огромный смысл.
Дело в том, что мою первую книгу, еще не вышедшую (появилась она в магазинах только в ноябре), тем летом стала печатать в своем приложении «Sandwich» популярная газета «Liberation». Главы из книги вызвали интерес и очень большой. О еще не вышедшей книге вовсю говорила пресса. То есть Париж меня принял и потому приняла Дина Верни.
Я сказал, что я в Париже до самого конца года. А далее, может быть, и останусь.
— Я же вам говорила, что у вас все будет в порядке в Париже. У вас мировоззрение западного человека. Это редкость среди русских… — Она вдруг вздохнула.
Я подумал, что недавний дебош Шемякина у нее в галерее и их разрыв, о котором мне рассказал сам Шемякин, — именно он вызвал вздох Дины и ее замечание о том, что мировоззрение западного человека встречается у русских крайне редко. По смущенным и хмурым комментариям самого Шемякина, дебош случился в результате совместного запоя с его другом Владимиром Высоцким. Оба запойных таланта, это уже свидетельства эмигрантов в тот год, допились в этот раз до того, что Шемякин влез на крышу движущегося такси и якобы размахивал на крыше саблей, требуя, чтобы его везли на Rue Jacob, в галерею Дины. Он, якобы, намеревался с ней расправиться. После того запоя, в июле, вернувшись в Москву, умер Высоцкий. А Шемякин навсегда поссорился с Диной, потому что (вероятнее всего без сабли и не на крыше такси) все же приехал тогда, пьяный, к ней объясняться и бегал за нею по галерее, крича «сука!» и «убью!» Меня там не было, сам Шемякин подробностей своей пьяной удали не рассказывал, однако всякие отношения, и деловые, и личные, между сторонами прекратились, и иначе как с ужасом Дина о нём не вспоминала. Между тем, это именно она сумела вывезти из России еще в 1971 году (по другим данным — в 1972-м) красивого петербуржского парня-художника вместе с семьей: женой Ривой и дочерью Доротеей. Как это Дине удалось, бог весть, но вся биография этой дерзкой одесской девочки, дочери меньшевика-музыканта, была серией блистательных авантюр. Закончим с Шемякиным, а затем вернемся к авантюрам. Вероятнее всего, он был ее любовником, вряд ли только из уважения к таланту можно было вступить в битву за выезд человека из брежневского СССР. Страсть должна была бешено ударять во влюбленное сердце влиятельной женщины, чтобы совершить такой подвиг, как вызволение из советского плена. Причиной же их разногласий, говорят, послужили их финансовые отношения. Шемякину нужно было много денег, он жил на широкую ногу. Шестикомнатная его квартира глядела окнами на Лувр, рядом находились церковь Святого Варфоломея, откуда католики ударами колоколов подали сигнал к началу резни в Варфоломеевскую ночь, а через улицу находился дворец главного гугенота, адмирала де Колиньи, где его убили. В квартире Шемякина даже у попугая была своя комната. После разрыва с Диной Шемякин стал готовиться к бегству в Соединенные Штаты, между тем перебиваясь пока у малоизвестных галерейщиков. Помню, что осенью 1980-го, когда вышла моя книга «Le Poete Russe Prefere les Grands Negres», Шемякин уже жил в Америке, хотя семья еще обитала у Лувра.