– Чего застряла, корова! – понеслось мне в затылок, народ напирал, вдавливая меня в турникет. Я копалась в сумке, пытаясь понять, куда же я запихнула только что купленный с большими трудозатратами билет. Люди были повсюду, я чувствовала себя крысой, которую толпа соплеменников уносит по трапу с тонущего корабля.
– Повстают тут всякие, а народ на работу опаздывает, – уже более спокойно дискутировал кто-то, а ему со знанием дела отвечали:
– Автомобилист прет небось. Зачумел в пробках стоять, так лезет.
– Ага, а куда лезть – не знает!
– Чмо! – Они говорили обо мне, словно меня тут и не было. Билет предательски потерялся в недрах сумки, я трясла ее, обливаясь потом. В былые дни я отошла бы в сторону, чтобы спокойно его отыскать, но тут – тут не было никакой стороны, в которую можно было бы отойти. Всюду только медленно текущие полноводные русла людской реки, где руки перемешались с туловищами, вжались в спины.
– Вот дура! Нет мозгов – сиди дома, – контрольным в голову добила меня какая-то бабуля, которая ловким автоматическим приемом перестроилась, обходя меня в повороте, и, не показывая поворот, пролезла в соседний турникет. Наконец-то билет нашелся, и я поимела счастье погрузиться в метро. Последний раз в такое время я в метро была несколько лет назад. У меня тогда врачи нашли какой-то полип, и мне надо было попасть из дома в больницу очень рано, чтобы успеть прооперироваться до двенадцати. Тогда я отметила про себя, что спускаться в метро становится все страшнее и что, если так дальше пойдет, Москва развалится на несколько самостоятельных городов и люди будут ездить из одного города в другой только по большим праздникам, в гости к дальним родственникам.
– Ты откуда?
– Из Беляева. А ты?
– А я со Щелковской!
– О, слыхал! Хорошее местечко, надо будет как-нибудь в отпуск выбраться к вам, погостить недельку! – примерно вот так я все себе представляла. И, надо сказать, все с тех пор стало гораздо хуже. Я поймала себя на мысли, что, как психолог, улавливаю в людях на перроне некоторую слаженность и единство, но никак не могу понять, в чем она заключается. Впрочем, у меня было время на анализ, в первые два поезда я так и не попала.
– Двери закрываются, – сказал голос машиниста раньше, чем я смогла даже увидеть их, и раньше, чем люди перестали заходить. Дальше несколько секунд двери давили несогласных, с переменным успехом побеждая друг друга. Сильнейшим удавалось раздвинуть сомкнутые двери голыми руками и пробраться внутрь. Слабейшие, взвизгивая, отлетали, но моментально бросались обратно в эпицентр толпы.