— Мисато, — мягко прервал я командира. — Если ты не хочешь об этом говорить, то не надо. Я же вижу, что тебе тяжело… Не нужно, я всё понял…
— Нет, Синдзи, — замотала головой Кацураги. — У нас же не должно быть друг от друга секретов, ведь так? Мы же с тобой друзья… Вот я и хочу, чтобы ты знал всё обо мне –знаю, ты меня поймёшь…
— Если тебе будет легче, то, конечно же, лучше говори.
— Будет, непременно будет, — невесело усмехнулась майор. — Ну, так вот… Именно экспедиция моего отца обнаружила во льдах Антарктиды Адама. Я помню научную станцию на побережье материка, она была очень большая. Там были какие-то бункеры, подземные сооружения, но меня туда никогда не пускали. Не знаю точно, чем они занимались и что исследовали — информация об этом до сих пор засекречена… Помню, отец занимался разработками в области физики, но чем конкретно — мне тогда было не понять… И вот, похоже, в один очень непрекрасный день все эти учёные зашли слишком далеко.
Мисато смотрела прямо перед собой и рассказывала, рассказывала… Постепенно из её голоса уходили боль и напряжённость, оставалось только горечь и усталость.
— Я уже не помню всех подробностей — врачи говорили, что мозг просто отказался запоминать самые страшные вещи. Да и сознание я несколько раз теряла… Помню только сильные взрывы, огонь, бегущих людей и ярко-золотое сияние, разлитое в воздухе… Откуда-то взялась боль во всём теле, кто-то что-то кричал, ругался… Отец с немногими уцелевшими первой атаки попытался на снегоходах прорваться к пирсам, чтобы эвакуироваться на кораблях, но ничего не получилось.
Девушка плотно сжала губы, пытаясь их дрожь.
— На одном из кораблей был экспериментальный образец какой-то спасательной капсулы, очень похожей на контактную… Отец единственный из всех смог до неё добраться, но сам уже был слишком тяжело ранен, а системы жизнеобеспечения капсулы не смогли бы спасти двоих. Он уложил меня в неё, а сам остался там. Помню, как отец наклонился надо мной и что-то прошептал… Проклятье, ну почему же я не помню, что?! А потом… Что было потом я уже не знаю. Последнее, что я запомнила перед тем, как капсула загерметизировалась, это была картина взрывающейся горной гряды, что была недалеко от нашей базы…
Кацураги сунула руку под блузку и вытянула наружу свой чёрный металлический крестик, висящий на тонком кожаном ремешке.
— Это был крестик моего отца, он отдал его мне перед смертью, — показала мне его майор. — Теперь я с ним никогда не расстаюсь — это единственное, что осталось мне на память о нём…
С холодом в груди я слушал её исповедь.