Дары ненависти (Астахова, Горшкова) - страница 11

«Держи, — говорила мать и совала в руки Джоне расшитую бисером подушечку. — Ты чувствуешь? Ты слышишь? Ты видишь?»

И надеялась, что дочь не увидит, не услышит и не почувствует, то бишь не станет такой же, как она сама, — проклятой, шуриа, Третьей. Но однажды августовским вечером Джона легла спать, а проснулась уже в сентябре. Проснулась настоящей — чувствующей неощутимое, слышащей беззвучное и видящей незримое — шуриа. И узнала, что этой подушечкой прапрабабка задушила прижитого от чужого мужа ребенка.

С родичами по отцовской линии вообще «повезло». Алэйа Янамари разве только поедом друг друга не ели из века в век. Удавленный младенчик — цветочки, с ягодками дело обстояло еще лучше. Зато усадьба, десяток раз перестроенная, стоящая на фундаменте древнего замка, была живой, в том сокровенном смысле, как это понимают только шуриа. Призраки, духи, голоса, видения — скучать маленькой Джоне они не давали никогда. С ними было веселее, чем со сводными сестрами, и безопаснее, чем с единокровными братьями. Во всяком случае, поначалу.

— Курьер, миледи! — гаркнул Юкин из-за двери так, чтобы у леди Джоны осталось лишних полминутки в запасе.

Привычка, выработанная столетием безупречной службы, — вот что это такое. Госпожа — женщина вдовая, одинокая и может себе многое позволить, так зачем же ставить ее в неудобное положение?

Курьеру вряд ли дали глоток воды хлебнуть с дороги, а сразу же направили к хозяйке. Он с такой завистью смотрел на недопитый чай, что Джона сжалилась над парнем.

— Пакет на стол, и ступайте на кухню, Винз. Я распоряжусь, чтобы вас покормили.

— И в баньку бы…

— За кого вы меня принимаете, Винз? Разумеется.

Белокурый полукровка принимал ее за шуриа — опасную женщину, отмеченную самой Смертью, хитростью и колдовством избежавшую казни, ловкую бестию. Ну и пусть.

— Счастливо оставаться, миледи.

Лучше бы он не видел, как графиня Янамари умеет пользоваться ножом для резания бумаги. В одно легкое, сильное и точное движение — раз! И нет никаких препятствий между леди Джойаной и ее будущим. Бумага все-таки удивительная, почти волшебная вещь. Терпит все, что угодно, даже тяжелые руны ролфи, даже словесный яд диллайн. А еще из достаточно ровного и квадратного куска можно сделать летающую фигурку. Из писем придворных сплетниц они получаются лучше всего и могут долететь из одного конца кабинета в другой — с дивана в камин. А еще говорят, что курица не птица. Глупости, куры о двух ногах и двух руках пишут удивительно легковесные послания.

Избавившись таким образом от половины корреспонденции, Джона приступила к изучению важных писем. Вскрывала осторожно, вчитывалась внимательно.