Дары ненависти (Астахова, Горшкова) - страница 258

Никогда прежде вид блюющей женщины не доставлял Джоне такой радости. Если эрна в силах стоять на четвереньках, значит, уже точно не умрет. Прекрасно! Добрая шуриа довольна, очень-очень, правда-правда.

А то, что эрна Кэдвен смотрит на нее расширенными от ужаса и недоверия глазами, так это от волнения. Не каждый день ради нее синтафские графини убивают сразу двух храмовых стражей. Или нет?

— Ты как себя чувствуешь, эрна? Ты живая? Тебе больно?

Джона требовательно и одновременно жалобно теребила ролфи за плечо. Не нравился ей этот заполошный взгляд и то, как девушка попятилась, пытаясь вырваться из цепких пальчиков графини.

— Боги… И тут шуриа… Нет… Везде шуриа… — прохрипела она и зажмурилась.

В ушах все еще свистело и грохотало, так что Грэйн и не слышала толком, что там лепечет эта шуриа… Шуриа! Нет! От жуткой догадки ролфи взвыла бы, если б смогла выдавить из раздираемого болью и кашлем горла хоть еще словечко. Так вот в чем заключается позор и необратимость этой подлой казни! Там, за гранью жизни, ролфи-висельника поджидают шуриа! Сплошные шуриа, о боги… С зажмуренными глазами было еще хуже. Вспыхивающие во мраке цветные круги и тошнотворное мельтешение под аккомпанемент графининых причитаний — тут и несгибаемого героя вроде Удэйна-Завоевателя вывернет наизнанку.

Каждый вдох проталкивался в глотку так, словно Грэйн пыталась проглотить стального «ежа», каких рассыпают на пути наступающей конницы. Но… она дышит! Оддэйн и Свора его! Дышит!

Все еще не смея до конца поверить в это, эрна Кэдвен попробовала свести разбегающийся взгляд вместе, на бледном пятне, плясавшем перед глазами. Снизу у пятна обнаружилась открывающаяся дырка рта, а сверху — две моргающие дырки глаз. Так это все-таки лицо! Значит она действительно жива… И в самом деле — разве мертвым бывает больно? Боль означает жизнь, и дыхание — тоже жизнь, и даже шуриа рядом — это тоже несомненный признак того, что Грэйн все-таки не шагнула в небытие. Неужто Локка или Морайг все-таки услышали?

Девушка открыла красные, с полопавшимися капиллярами глаза и снова изо всех сил зажмурилась. Словно не ожидала увидеть рядом Джону и не была ей рада.

«Что возьмешь с неблагодарных ролфи?»

«А за что тебя благодарить? За то, что по башке стукнула?»

«Конечно! Пускай бы она застрелила еще двоих, и тогда ее бы вздернули еще до приезда тива Удаза. По личной инициативе, так сказать».

«А то, что ты застрелила двух человек, — не считается? Тебе — можно?» — парировал предок.

Грэйн продолжала кашлять.

Чувствовала себя ролфи рыбой, сорвавшейся с крючка. И больше всего на свете — не считая глотка воды! — ей хотелось бы повалиться на бок и полежать так хоть немножко, хоть чуть-чуть… Но быть живой ролфи — значит быть ролфи, по-прежнему ведомой приказом и долгом. Шуриа здесь, рядом — но враги остались там, за спиной.