Джона устала, она шла почти всю ночь, ни разу не присев. А если учесть, что еще сутки назад она была полностью обездвижена ролфийскими рунами, то вряд ли стоило ждать от хрупкой маленькой женщины подвигов. Примерно так подумала леди Янамари и стала искать местечко для отдыха.
Единственная сухая кочка во всем Синхелмском лесу нашлась под старой кривой сосной, где толстым слоем лежали рыжие старые иголки. Запах хвои стал последним, что почувствовала Джойана, проваливаясь в забытье Порога. Она капелькой масла скатилась по гладкой стенке исполинского сосуда и канула безвозвратно в темноту. Исчезла, потерялась, растаяла, и пока Ночь пробовала ее на вкус, не существовала ни в этом мире, ни в любом ином.
Джоне снился маленький мальчик. То ли Рамман в детстве, то ли Идгард сейчас, не разобрать. Мальчик запускал кораблик, сделанный из кусочка коры и тоненькой палочки вместо мачты. Длинные русые локоны ниспадали ему на плечи и почти касались темно-зеленой воды. Арджин, текущая через «Жасминовую Долину», такая и есть — медленная и волшебная, словно послеобеденный сон младенца. Замшелые камни мостиков и заросли камышей, ночные песни лягушек и тихий всплеск рыбьего хвоста, расколотый молнией надвое дуб-великан — прекрасное место, чтобы провести детство.
Мальчик, воображая себя великим флотоводцем, подтолкнул длинной палкой свою «лодочку», чтобы она подальше отошла от берега.
Идгард?
Это ведь он больше всего любит истории про мореплавателей и готов сделать что угодно, даже выучить дополнительно десять слов на классическом диллайнском, лишь бы заполучить в руки «Замечательные путешествия барона Купайна, совершенные оным в Южных Морях». Голос крови, что тут думать.
И как это часто бывает во сне, Джона вдруг очень ясно увидела лодочку вблизи. Как будто через подзорную трубу. На кусочке дубовой коры в плавание отправились улитка и гусеница.
«Зачем же ты мучаешь живых тварей?» — хотела было спросить женщина.
Но не успела даже рта раскрыть. Мальчик вдруг изо всех сил стал лупить палкой по воде, поднимая волны. И, конечно же, утлый кораблик перевернулся. Улитка сразу пошла ко дну, а гусеница еще немного поизвивалась на поверхности, а потом утонула и она. Мелкие ничтожные тварюшки, но сердце шуриа почему-то мучительно сжалось.
— Как тебе не стыдно?!
Злой мальчишка повернулся, откинул волосы назад и посмотрел на Джону светло-серыми, какими-то стеклянными глазами. И лицо у него было совсем не как у ребенка — маленькое, сморщенное, словно печеное яблочко, густо-густо покрытое сеточкой морщинок. У людей таких лиц не бывает.