Пасмурным осенним утром тащился по берегу озера тяжелый экипаж. Тихо шли по твердой земле измученные лошади. Уляна сидела, смотрела, узнала лошадей и протянула руки: на крик, который хотел у нее вырваться из груди, не хватило голоса.
В эту минуту отворилось окно экипажа, и показалась голова мужчины. Издали, издали она узнала его, почувствовала. Это был он.
А за ним, облокотясь на его плечо, высунулась другая голова молодой, прекрасной женщины. Опали поднятые руки, остолбенели глаза, еще сильнее забилось сердце. Уляна уже не смотрела на дорогу, а бежала к дому, бежала отворила двери, закрыла рукой глаза и упала на землю.
А что делалось в ее душе? — То, что будет в последний день с нашим светом, человек не опишет.
Между тем, экипаж тащился к дому; с хлебом и с солью встретила дворня барыню, а пан Тадеуш вышел мрачный, нахмуренный, беспокойный и подал жене руку. Взор его бегал кругом, — он боялся встретить взор Уляны — и остановился на окне ее комнаты. Оно было заперто, молчаливо, темно. Он вздохнул свободней. Они вошли.
За первым экипажем подкатил другой, третий, появилась толпа гостей, поднялся шум, веселье, все кругом заходило, зашевелилось, ожило. Из труб повалил дым, на дворе стоял гомон, и в доме то же, и повсюду.
И сам пан Тадеуш, как только с него схлынул первый страх, тоже развеселился, перестал хмуриться, принялся распоряжаться, оживился, вводя в дом молодую жену.
А какая она была молодая, какая хорошенькая, эта жена Тадеуша! И глазки у нее были такие же черные, как у Уляны, только не заплаканные, блестящие, ясные, и над ними ровными полукружиями выгибались черные брови, а под ними смеялись вздернутый носик и розовые губки, около которых ютились две розовые ямочки — настоящие, два гнездышка веселого смеха.
И вся она была ликующая, веселая, все она носилась, бегала, спрашивала, всюду заглядывала, то и дело хлопала в ладошки, качала головкою, да ласкалась к мужу. Она выглядывала в каждое окошко, пробегала через все двери, осмотрела все комнаты, заглянула в каждый уголок и долго, долго смотрела на озеро, а потом что-то вдруг вздохнула.
По ком? О чем? Может быть по матери, по родне, по своей родине? Может быть. Кто ее знает, о чем вздохнула. А вслед за вздохом сейчас же заиграл на устах и в глазах, и в словах веселый смех. И она отбежала от окошка.
Тадеуш подошел к ней, обнял ее, провел по всему дому, все ей показывал, передавал ей ключи, говорил ей ласковые слова. Она весело смеялась, а по временам украдкой вздыхала. Только он не видал и не слышал этих вздохов.