Уже с деревьев спал весь лист и желтый лежит под деревьями, в саду торчат только сухие корни и черные пни; северный ветер гонит тучи, и холодно сидеть над озером.
Она все еще там, потому что оттуда видно ей дорогу. Пуста дорога.
Однажды утром вошел в комнату пан Линовский.
— День добрый, — сказал он дружески.
Уляна вскочила с бьющимся сердцем.
— Я получил известие от барина.
— Скоро воротится? — воскликнула она. Линовский улыбнулся.
— Он именно и пишет, что воротится скоро, но воротится с гостями…
— С гостями? — прервала она, нахмурив брови, и прибавила, — ах, только бы уж воротился!
— С родными, — добавил, улыбаясь, снова Линовский, — в доме им будет тесно. Барин писал, чтобы вы перебрались в господский дом над озером.
Уляна смерила большими глазами управляющего, стояла и молчала.
— Хорошо, — сказала она, — сейчас иду.
И, утешая себя таким образом, она была неспокойна и Литовскому стало жаль ее.
— Не торопитесь, — сказал он тихо.
— Только бы барин воротился скорей, — шепнула она и пошла, думая про себя, — не напрасно было мое беспокойство. Он уже выгнал меня из дому. Люди его сбили. Люди хотят нас разлучить. Но он возвратится, а с ним и все.
И утешая себя таким образом, она была не спокойна и плакала. Она пришла к пустому домику и кинулась к окну, чтобы увидеть прежде всего, видна ли из него дорога. Ах, и дороги не видать. Села она без движения на запыленную скамью, оперлась на руку и просидела так до вечера. В доме была такая страшная пустота. С давних пор никто не жил в нем, кроме кротов и мышей; развалившийся камин, лопнувшая печь, сломанный стол, лавка по стене составляли всю его обстановку. И никого при Уляне, никого даже вблизи.
Приближался вечер, становилось холодно; дворовые сжалились, пришли, развели огонь, не большой, холодный, как сострадание посторонних. Она ни до чего не дотрагивалась и мысленно повторяла:
— Выгнал.
Целую ночь просидела она на скамье. Огонь погас, она не подложила дров; засветлел день, она не вставала, она потеряла последние чувства и память и остаток надежды.
И как волна приходит и отходит от берега, так приходила к сердцу и, разбиваясь, отходила надежда.
Прошла неделя в пустом домике, а его нет, еще не возвращается. Уже два раза падал белый снег, два раза берега озера покрывались стеклянными кусками льда: его не было.
Уляна все еще каждый день сидела на скамье под тополями, глядела, плакала и с каждым днем надеялась менее, с каждым днем пугалась сильнее.
Уже не раз возвращение Тадеуша казалось Уляне страшным; а что, как воротится иным, воротится и не взглянет, оттолкнет? Ведь вот же выгнал из дому.