О советском протокольном перечне, куда вошли все народы, а мой не вошел, невозможно было не вспомнить, слушая радиоинтервью израильского историка Авигдора Шахама. Он положил двенадцать лет жизни, чтобы выяснить, верно ли общепринятое мнение, будто румынских евреев Катастрофа почти не коснулась. Шахам доискался-таки до маленькой пропажи: 690 тысяч уничтоженных румынских евреев, о которых забыли и о которых никто не знал, словно их никогда не было на свете.
Мало того, что 690 тысяч были забыты, так еще и в небытие они канули по-особому: эти 690 тысяч евреев — 300 тысяч из Бессарабии, 300 тысяч — из Трансильвании, 90 тысяч из Буковины — не были ни застрелены, ни отравлены, ни сожжены. Сначала румынские войсковые начальники выполнили приказ маршала Антонеску выкопать рвы вдоль сельских дорог в Трансистрии. Затем осенью и зимой по этим дорогам румынские конвоиры гоняли колонны евреев. Взад и вперед. Без еды. С наступлением темноты евреев загоняли в лес на ночлег близ очередного рва, а на рассвете приказывали оставшимся в живых тащить в ров не доживших до утра и выходить на дорогу строиться. Тех, кто и после всего уцелел, разогнали по брошенным хуторам и заперли в пустые коровники.
Из 690 тысяч евреев выжило 13 тысяч. Среди них был двенадцатилетний Авигдор Шахам. Теперь своим исследованием он поставил в Израиле памятник мертвым. Зная, что кроме него, еврея, никто их не вспомнит и не внесет в реестр.
По второй программе израильского радио транслируется с восьми до двенадцати утра — четыре часа подряд — радиожурнал. Передача выдержана в духе домашней беседы, и, соответственно, называется "У нас дома".
Мне уже как-то представился случай поговорить о новизне ощущения жизни в собственном доме. Я старался показать, как это ощущение сказывается на израильтянах, говорил о всеобщем отрицании любых форм официальщины и парадности, в том числе в одежде и поведении. Неслучайно в израильском лексиконе почти не встречаются такие слова, как "родина" и "отечество": в Израиле родина — это школа, военная служба, праздники и будни. Нет абстракций, есть конкретные вещи, общие для всех, кто вместе с вами сидел за партой, ходил на экскурсии, потел на учениях, изнывая на марше в противогазе под тяжестью санитарных носилок с условно раненным товарищем-здоровяком, терпел страх и видел смерть на войне. "Страна — это я!" — перефразировал бы французского короля каждый житель Израиля, если бы только согласился сформулировать свое ощущение страны.
Заголовок "У нас дома" в ином месте прозвучал бы как штамп из арсенала патриотического воспитания масс. В Израиле — это обещание не морочить голову отвлеченными рассуждениями. Слушатель выключит приемник, если с ним заговорят о том, что не представляет для него личного интереса, а в передаче на роль ведущего не подберут человека, который подкупит слушателя с первого же слова.