Петруша говорит маменьке, что ее дела расстроены, что ей надобно жить умереннее: продать все лишнее, как-то: экипаж, лошадей, отпустить прислугу, нанять небольшую квартиру и прочее.
Палагея Петровна мечется на диване, кричит и плачет:
— Вот до чего я дожила! Сын, сын дает мне на старости лет наставления, как жить! Ты меня убить хочешь, злодей! Утешения еще от вас не видала, хотя всю жизнь мою вам пожертвовала, а теперь должна пить от вас горькую чашу… Отпустить лошадей!! Что ж мне — пешком прикажешь ходить?.. Я жила барыней век свой и не хочу равняться с какой-нибудь подлой нищей. Хорош сынок! Вместо того, чтобы утешать маменьку в тяжкой потере, вместо того, чтобы сказать: голубушка маменька, живите, как жили при папеньке, а я с своей стороны буду помогать вам, — он, бессовестный человек, изволит читать мне наставления об умеренности… Что тебе за дело до моего состояния? Разве я просила у тебя денег? я кормила тебя на свой счет, неблагодарный… Отпустите лошадей, прислугу! как у тебя язык поворотился сказать мне это?
Палагея Петровна упадает на мягкий диван, стонет и требует доктора. За доктором посылают, но доктор не едет — «потому что, — говорит он, — мне за три года за визиты не заплачено, а даром ездить не намерен. У меня лошади сена требуют, а за сено нынче по рублю за пуд берут».
Петруша неподвижно стоит у дивана, на котором лежит его мать. У него слезы смешиваются с холодным потом. Его впалые щеки болезненно бледны.
Вскоре после этого Петруша принужден переехать на казенную квартиру. Палагея Петровна, на свободе, живет еще роскошнее прежнего, и, как всегда, дворецкий Илья и горничная Даша пользуются ее неограниченною доверенностию. С истинным другом своим, с генеральшей, она побранилась за картами и говорит про нее: «Это, можно сказать, самая низкая женщина». С дочерью и с зятем она в явной вражде, сына видеть не хочет. Любимая тема ее разговора, когда к ней соберутся барыни, бранить своих детей.
— Прости, господи, согрешение! — говорит она, — лучше бы господь прибрал их. Они меня преждевременно в гроб сведут.
Палагея Петровна обращается к барыням:
— Если бы не вы, мои родные… — Палагея Петровна всхлипывает. — Я не знала бы, что делать в моем одиночестве.
Барыни подносят платки к глазам и хором повторяют.
— Ах, Палагея Петровна, да как тебя бросить, — нас бог бы бросил; у нас сердце изныло, глядя на тебя, матушка. От своих детей этакую участь терпеть! слыхано ли это! каких злодеев, подумаешь, нет на свете!..
Проходит еще год. Палагее Петровне решительно нечем жить.