Конрад наполнил кубки душистым тёмно-красным вином.
— Ты боишься любви Создателя, — заметил он.
Развенчанный бог грустно покачал головой.
— Я не боюсь, но… ты сам вскоре поймёшь. Это особенная ночь.
Конрад быстро оглянулся, рассмеялся и бережно отстранил украдкой протянувшуюся в окно к его плечу пушистую ветку.
— Твои растения любят меня. Стоит мне оказаться рядом, они норовят ко мне прикоснуться.
— Тебе нравится здесь, и они это чувствуют.
— Да, они прекрасны и безобидны. Они украшают жизнь… Когда мать читала мне Библию, я думал о первых людях, по вине которых человечество лишилось Эдема. Будь я на месте нашего прародителя, я бы не променял красоту райских садов на убожество нынешней Земли, прельстившись пустыми обещаниями.
— Но именно из-за женщины ты сделал всё возможное и невозможное, чтобы попасть на корабль, идущий в Константинополь. Ей были нужны деньги, без них она не мыслила любви. Ты хотел ей угодить, тебя не настораживали намёки на то, что все, кому суждено остаться в живых, вернутся из этого плавания богачами. Ты понимал, что это означает, и всё же решился… Она по-прежнему живёт в Амстердаме, у неё много поклонников, которые хорошо платят ей за любовь…
— По-твоему, я остался в проигрыше? Я так не считаю! Мне повезло больше, чем ей. Я живу в раю. Земля не такое место, о котором стоит жалеть.
— Разве ты никого не любил в своём мире?
— Любил мать, но её жизнь прошла в страхе перед грубым, жестоким мужем, перед соседями, которые могли донести на неё. Перед беспощадной судьбой, которая, несмотря на все её колдовские премудрости, отняла у неё троих сыновей. Будь моя воля, я бы уничтожил мир, где невозможно быть счастливым.
Закат мерк, наливаясь тёмной синевой, и по мере его угасания светлее и ярче разгоралась луна, совсем недавно прозрачно-белая и хрупкая, как тающая льдинка. Её свет был наполнен щемящей тревогой предчувствия, предощущения чего-то неотвратимого, торжественно-радостного. Бесшумный ливень невесомых лучей поглотил землю и море. Ультрамариновая ночь надвигалась, неся весть о высших мирах.
Глядя в оконный проём на золотой лунный диск, Конрад внезапно ощутил желание закричать. Болезненная истома разливалась по его телу.
— Ты чувствуешь? — чуть слышно произнёс развенчанный бог. Он сидел в глубине комнаты, на краю травяного ковра, подобрав под себя ноги и обхватив плечи узкими ладонями. Его неподвижная фигура казалась мраморным изваянием, и только продолговатые синие глаза поблескивали в темноте. Конрад сел рядом и прижал его к себе.
— Люди непостоянны в своих привязанностях, — печально сказал демон. — Они ищут выгоды, их легко разочаровать. Мы, боги древности, требовали жертвоприношений за помощь людям, но разве Иисус, чьим именем уничтожаются сотни тысяч, не кормится кровью своих подданных, предлагая им для причастия вино взамен собственной крови?