Море, покрытое рваными белесыми гребнями, наваливалось на берег, тяжело бухало в прибрежные утёсы. Пена взметалась над краем террасы, на которой, словно птичье гнездо, приютился дом. Брызги летели во двор, но до самого дома волны не доставали: непреодолимым препятствием лежала на их пути гряда прибрежных валунов.
С трудом приоткрыв дверь, Конрад проскользнул в тёмную кухню. Будь что будет. Если ему суждено погибнуть под обломками рухнувшего дома, значит, такова воля Божья. Он провёл ладонями по лицу, словно только что вынырнул из реки. В несколько мгновений он успел промокнуть до нитки. С его одежды и волос капала вода, а в доме было не намного теплее, чем снаружи. Глянув на темнеющую в углу у стены печь, он подумал об огне, который разводили в ней прежние жильцы, и живо представил себе языки пламени, трепещущие над обугленными поленьями.
В тёмном закопчённом жерле блеснул рыжеватый свет. Конрад забыл о шторме и грозе. В сияющем мире его покровительницы мысленные образы не возникали с такой лёгкостью, их приходилось тщательно формировать. Но здесь требовалось совсем немного усилий, чтобы получить желаемое. Ему пришло в голову, что и дом, очевидно, вырос на его пути тогда, когда холод стал нестерпимым…
Огонь разгорался и гудел. Конрад не сразу решился приблизиться к печи. Дров в ней не было. Огонь горел сам по себе. Даже в чистилище это чудо выглядело жутковато. Пересилив страх, молодой колдун заставил себя подойти и сесть у огня. Ласковое тепло вознаградило его за храбрость. Вместе с холодом уходила и тревога. Дом, сотворённый его волей и воображением, не мог задавить своего хозяина.
Слушая шум непогоды, Конрад вспомнил похожий вечер в своей земной жизни. Тогда он, маленький мальчик, сидел рядом с матерью у очага, так же прислушиваясь к рёву шторма за стенами дома. Отец и старшие братья уже больше года как ушли в плавание. Никаких вестей от них не было. Мать скрывала беспокойство, на людях держалась с достоинством, хотя знала, что за глаза многие называют её вдовой. Младший сын был её единственной радостью, помощником по хозяйству и собеседником ненастными зимними вечерами. Она рассказывала ему морские истории, слышанные когда-то от мужа и его друзей, старые сказки, очень похожие на правду.
Однажды она заговорила о чистилище. Она никогда прежде не посвящала Конрада в свои колдовские тайны, но он догадывался о том, что мать знает нечто, чего не положено знать людям, поэтому не привечает болтливых соседок.
— Прошлой ночью со мной говорил твой отец, — медленно произнесла мать, глядя в огонь. — Ни он, ни твои братья не вернутся.