Он оказался возле родника. Холодные, сверкающие струи падали со скалистого утёса, текли по проложенному ими в песке неглубокому руслу и вливались в море. Конрад омыл исколотые болотной травой ноги и сел на прибрежные камни. За его спиной высился отвесный склон холма, на вершине которого шумели деревья. В неярком рассеянном свете шли к берегу ровные ряды волн. Воздух был пропитан запахом моря и свежей травы. В плотном лучистом сиянии, скрывающем даль, не просматривалось ни паруса, ни скользящей над морем чайки. Внезапная тоска по живым существам охватила Конрада. Путешественник, заброшенный на необитаемый остров или в бескрайнюю пустыню, видит и слышит разнообразных представителей животного царства. Человек, погребённый заживо, окружён мерзкими подземными тварями. Но в этом мире не могло быть никаких созданий, кроме тех, что грезились его единственному обитателю, появлялись и вскоре исчезали без следа.
Конрад представил большого чёрного муравья, ползущего по искрящемуся песку. Муравей шевелил усиками, обследуя пространство вокруг себя. Наблюдая за своим творением, молодой колдун заметил, что оно в точности выполняет его желания. По мысленному приказу муравей остановился, будто задумавшись о чём-то, повернул обратно, вполз на торчащую из песка ветку и побежал по ней. Ветка качалась от ветра, шевеля скорченными обломками сухих листьев.
— Осторожно, не сорвись, — мысленно произнёс Конрад и услышал такой же беззвучный ответ:
— Я держусь крепко.
Муравей был частью его сознания. Конрад подставил ладонь. Муравей переполз ему в руку и серьёзно взглянул на него. Под этим пристально-изучающим, критическим взором сыну ведьмы стало не по себе.
— Сильный ветер, — услышал он. — Меня сдувает.
Конрад повернул кисть и немного согнул пальцы, прикрыв своего крохотного собеседника.
— Ты бы лучше увеличил меня, — посоветовал муравей. — Нам было бы легче общаться. Твои пальцы нависают надо мной как брёвна, и мне жутковато.
Конрад усмехнулся: прекрасное развлечение в необитаемом мире — умные беседы с самим собой в двух лицах, одно из которых, притом, не человеческое!
— Насколько же ты хочешь вырасти?
— Настолько, чтобы не опасаться ветра.
— Вчера я боялся его не меньше, чем ты.
— Вчера?
— Ты считаешь, что это было сегодня? Я потерял счёт времени. Что сейчас — утро, день или вечер? И наступит ли когда-нибудь ночь?
— Пожелай, и наступит.
— О нет! Я бы не хотел остаться в темноте.
— Где твоя синеглазая дьяволица? Почему она ушла?
— Если знаешь, скажи. — Конрад помрачнел. Он старался не думать о богине, но воспоминания о близости с ней и её внезапном предательстве то и дело врывались в его мысли, обжигая едким ядом обиды и необъяснимого стыда.