И снова его слова прозвучали по-взрослому рассудительно и мудро, но Элис, хотя и была вполне согласна с сыном, с сомнением покачала головой.
— Это легче сказать, чем сделать, — проговорила она. — Мне тоже не нравится, что Джим каждый вечер пьет, но и ты должен понять: он чувствует себя виноватым перед всеми нами, и в первую очередь — перед Бобби. И избавиться от груза вины он сможет, только если твой брат снова заговорит.
— Бобби заговорит, когда будет к этому готов, — ответил Джонни. — И это может случиться довольно скоро. Тогда уж у папы не будет «уважительной» причины каждый день закладывать за воротничок.
— Откуда ты знаешь, что Бобби заговорит? — удивилась Элис. Сама она на это уже не надеялась. В свое время они с Джимом сделали все, что возможно, чтобы к Бобби вернулась речь. Они возили его по больницам, показывали врачам, но все их усилия ни к чему не привели. «Случай чрезвычайно сложный», — сказал ей известный врач-логопед, и с тех пор Элис считала, что ее младший сын навсегда останется немым, если только не произойдет чуда.
А в чудеса она давно не верила.
— Знаю. Сама увидишь, — коротко ответил Джонни, явно не желая пускаться в объяснения.
— Но откуда? Тебе это сообщили там, наверху!.. — Элис с улыбкой показала пальцем куда-то вверх. — Или ты просто пытаешься меня подбодрить?
Самой ей этот вопрос вовсе не казался странным. Элис было очень приятно и радостно видеть Джонни, но она помнила, что это только сон, и вела себя соответственно. В конце концов, только во сне человек обретает подлинную свободу и может поступать так, как не решился бы наяву.
— И то, и другое — серьезно ответил Джонни. — Собственно говоря, никто мне ничего не сообщал, просто я это знаю, чувствую… вот здесь. — Он положил ладонь на левую сторону груди. — Я и сейчас слышу, как Бобби говорит в моей голове. И всегда слышал.
— Я знаю. — Элис кивнула. Джонни действительно понимал брата гораздо лучше других, так что порой казалось, будто он действительно общается с ним на недоступной для большинства людей волне. — Но, к сожалению, сейчас никто, кроме тебя, его не слышит и не понимает.
— Мне кажется, ты тоже могла бы услышать его, если бы постаралась, — ответил Джонни, и Элис задумалась. Вернее, это Джонни заставил ее задуматься над тем, что давно должно было прийти ей в голову. Кто, как не мать, способен первым услышать и понять, в чем нуждается ее дитя, а между тем она никогда не пробовала это сделать. То есть, по-настоящему не пробовала. До сих пор Элис только говорила за Бобби, вместо того чтобы слушать сердцем и душой, как это делал ее старший сын.