Дело принимает серьезный оборот. Чарли озабоченно оглядывается и видит, что, пожалуй, дело действительно табак.
Мафиози берут штурмом оперу, начинается война, театр постепенно превращается в арену военных действий, грубо говоря — Колизей.
— Чача, выручай, — кричит Федор Иваныч со сцены. Чаплин тут же преодолевает оркестровую яму одним прыжком, Федор Иваныч хватает его за подмышки и вытаскивает к себе. Они поют «Интернационал».
На носу гондолы бледно мерцает фонарь. Господин в цилиндре и смокинге погружается в гондолу и называет адрес. Лодочник отталкивается длинным шестом от берега и уходит куда-то в темноту. Пахнет какими-то цветами.
— Чем пахнет? — спрашивает господин гондольера.
— Асфоделем, — коротко отвечает Харон. — Готовьте монетку.
Голоса Чаплина и Федора Иваныча сливаются и достигают апогея:
— Весь мир насилья мы разру-ушим до основанья…
«Пиккола Скала» начинает заметно вибрировать. Это звуковые колебания поющих вошли в резонанс с колебаниями здания. Вот «Пиккола Скала» ходит ходуном вдоль по Питерской, распугивая случайных ночных прохожих и милицейские патрули. Здание начинает разрушаться.
Вот уже изрядно потряхивает весь Милан. Макаронники ворочаются в своих постелях и клянут русского певца: «Diavolo! Распелся, аж мебель звенит! Porca miseria!»
— Чача, тикбем! — кричит Федор Иванович, и под градом разрушающейся на глазах «Пиккола Скалы» они выскакивают наружу.
— На вокзал! — приказывает Федор Иванович извозчику, но извозчика нет, как нет и коляски, и пролетки… Таксомоторов тоже нет.
— Тедди, я на машине, — осторожно намекает Чача.
— Тогда гони! — и они гонят, по пути огибая руины «Ла Скалы».
На вокзале все поезда уже ушли. Осталась только дрезина.
— Сеньор, как нам проехать в Венецию? — осведомляется Чаплин, поскольку Шаляпин совершенно не знает итальянского.
— По этой ветке, — сообщает сеньор. — Только не промахнитесь — там два ответвления направо, и три — налево. Вам нужно второе правое.
— Грациас, сеньор!
Дрезина набирает ход. «Теперь нас не догонят,» — думает Чарльз Спенсер Чаплин.
— Са-антаа Люучи-ийяаа, — запевают друзья, — Сантаааааааа Лючииийяаааааааааа!
Мало кто верит в существование зла. Еще меньше людей понимают, почему зло сильнее добра. Считанные единицы уверены, что добром зло не победить.
Ты, собственно, никогда и не подозреваешь, что способен на какой-то поступок, пока не совершаешь его. И за этой дверью уже начинаешь делать то, что никто другой сделать не в силах.
Приходишь, бывало, домой, а там жена в слезах, теща валидол сосет. Спросишь, в чем дело. А это, оказывается, управление культуры кислород перекрывает. Не могут мать и дочь работать в одном учреждении, особенно если мать — директор, а дочь — завуч. Воруют они!