В. Кстати, где оно?
О. Дома, в сейфе. Ну у меня в тот момент словно глаза открылись. Я понял, почему наш государь такой безвольный и незаметный — у нас и не было вовсе государя. Пока жив был Столыпин и его преемники — все шло как надо, а потом… застой. Я это чувствую, мне душно в этой стране — стремительно разрастается чиновничий аппарат, процветает национализм, телевидение и газеты перестают давать информацию, пресса теперь смакует подробности, а не освещает жизнь. Я не удивлюсь, если наша держава скоро станет полицейским государством. И я решил: воспитаю из сына государя, который действительно будет радеть за свою страну, а после предъявлю права на трон. Тем более что доказать теперь все легко, а в случае чего можно опереться на ту же прессу, им такие сенсации нужны.
В. Так чего же вы хотите?
О. Правды. Я готов ждать, пока Иван не подрастет, однако он должен вернуться на трон. Пусть лишь как гарант законной власти, но зато этот гарант будет настоящим и судьба страны будет ему не безразлична…
Рассказанное инженером не только никак не противоречило откровениям Марян-Густава Возницкого, но и изрядно дополняло его показания. В частности, о том, как он прочел письмо деда Войцеха, случайно обнаруженное в письменном столе дяди-ровесника, и узнал, чьим на самом деле потомком является, и о том, как ушел в монастырь, когда понял, что не сможет иначе сохранить тайну Павлика — она все время просилась наружу, и о том, что недавно на исповеди открыл настоятелю истинную причину своего ухода из мира и как тот немедленно отправил его в жандармерию…
Комарик отключил диктофон, помассировал виски и переносицу, а потом сказал:
— Боюсь, вашему сыну придется занимать трон уже сегодня.
Филарет Ильич участливо склонил голову набок.
— Простите, не понял…
— Мы сегодня же объявим вашего сына наследником престола.
Инженер сидел в прежней позе и не мог пошевелиться.
— Все действительно так плохо? — выдавил он наконец.
Ваня чувствовал себя не в своей тарелке.
Зал, в котором собралось уже столько народу, что сопровождающий едва отыскал группу детей и подростков, приглашенных на торжественный прием, поражал своими размерами, но угнетали Ивана не размеры зала и не количество приглашенных, а предлинный деревянный ящик, стоящий подле египетской делегации.
Точно такой же Ваня видел в антикварной лавке на Бармалеевой.
От ящика исходила непонятная угроза: то ли адская машина в ней была упрятана, то ли крокодил.
Мысль о крокодиле почему-то испугала Ваню. Тот чешуйчатый гад, которого он наблюдал, был гораздо длиннее этого гроба… но в мыслях теперь угнездился окончательно и бесповоротно.