Как-то во время обхода, осматривая ступню Алексея, Лещевский шепнул:
— Тут раненых немцы задумали стричь наголо. А вы не давайтесь… Вы ведь не военнопленный, штатский.
Предъявите удостоверение, то, что мне показывали.
Сочтут военнопленным — отправят в лагерь. А вы лицо гражданское. — И уже громко, на всю палату произнес: — Ну что ж, кажется, обойдется без рецидива, — и пошел к другой койке.
Алексей посмотрел на его широкую спину, покусывая губы. Прячась в лесу, он в отчаянии думал, что остался один, без помощи, среди врагов. Но у него оказались друзья, не сломленные страхом перед оккупантами. И вот один из них. Внешне суровый, необщительный, молчаливый. Он уже спас Алексею жизнь и — кто знает — может оказаться полезным не только как врач…
Соседом Алексея по койке был курносый сержант с простецким, добродушным лицом. Нога у него была перевязана, и передвигался он на костылях.
Сержант словоохотлив до навязчивости. Алексей уже знал, что до войны его сосед работал продавцом в сельпо под Краснодаром, в армию его взяли за неделю до женитьбы и он собирается податься к своим.
— Только вот надо найти здесь надежных людей.
Потом сержант долго выпытывал у Алексея: кто он, как сюда попал, кем работал до войны. И, узнав, что шофером, поинтересовался, на каких машинах Алексей ездил, где приходилось бывать.
Эта назойливость не нравилась Алексею, и он старался держаться с сержантом как можно суше.
Внимание Алексея привлек другой раненый, все тело которого было забинтовано.
Темноволосый человек с мертвенно-бледным лицом и впалыми щеками лежал замкнутый, отрешенный, задрав кверху острый раздвоенный щетинистый подбородок. Он часто и надсадно кашлял и, морщась от отвращения, подносил к губам кусочек старого бинта, куда сплевывал кровь. К вечеру у раненого поднималась температура, он впадал в забытье, метался в бреду и что-то невнятно бормотал. От сильного жара мертвенная бледность сменялась красноватым оттенком меди. Когда сознание возвращалось к нему, раненый лежал молча, уставив в одну точку печальный взгляд больших серых глаз. Это, пожалуй, был самый молчаливый обитатель палаты.
К Алексею подошла Рита — медицинская сестра, сопровождавшая Лещевского, высокая, стройная девица лет двадцати четырех, довольно миловидная, приветливая.
Рита улыбнулась.
— Как себя чувствуете? — спросила она низким, грудным голосом.
— Спасибо, лучше.
К Алексею Рита была особенно внимательна: во время дежурства по нескольку раз в день подходила к его койке.
Другие раненые не отрывали от красотки сестры глаз и неуклюже пытались обратить на себя ее внимание.