— Что будем делать?
— Не знаю. Я бы избавился от него.
— Расстрелять?
— Зачем так банально? Есть и другие способы… Например, что-нибудь… подсыпать в тарелку с супом. А?
Как вам нравится?
Гитлеровцы захохотали.
Алексей похолодел. Первым его желанием было поднять голову и посмотреть на противников. Но он не шелохнулся. Сдержался, осененный внезапной догадкой: это проверка, проверка знания языка. И весь только что услышанный диалог с зевком и с небрежным тоном спланирован заранее.
Всем своим существом Алексей чувствовал на себе пристальные взгляды обоих фашистов, жадные, ищущие, напряженные, как бы приказывающие ему взгляды: „Ну вздрогни, пошевелись, подними голову! Ну что же ты!“
„Нет, господа следователи, не выйдет! Старый, изношенный приемчик! Я не подниму головы, краем уха не поведу. Буду рассматривать руки, а вы можете сколько угодно гипнотизировать меня“.
В кабинете стало тихо. На ком-то скрипнули ремни.
Видно, потянулся. Алексей поднял наконец голову.
Главный следователь рассматривал на столе какие-то бумаги, затем нажал кнопку звонка и сказал вошедшему солдату:
— Уведите.
— Ну, каков? — спросил Венцель.
— А может быть, агенты ошиблись. И нет здесь генерала Попова, или он давно уже отправился к праотцам.
— Не исключено, что староста, который первый сообщил, что среди раненых есть русский генерал-майор, спутал фамилии.
Штроп раздраженно махнул рукой.
— Да, эти проклятые русские, польские имена. И не выговоришь и не запомнишь.
…На следующий день хромой военнопленный принес в час обеда бак с похлебкой. Он разлил жиденький суп с крохотными прядями разваренной трески. Алексей заметил, что в его миску он налил из особой кастрюли.
Достав из тумбочки алюминиевую ложку и нагнувшись над миской, Алексей встретился взглядом с сержантом.
Тот весело двигал челюстью. Алексей неторопливо протер ложку краем полотенца.
„Старый, потрепанный приемчик. Дешевый приемчик, господа следователи! Не вам, собаки, провести чекиста!“ — говорил себе Алексей.
Тем не менее у него не было желания прикасаться к миске с супом. Он понимал, что пока еще нужен врагам живой больше, чем мертвый, иначе зачем они стали бы с ним так долго возиться. Но, может быть, он им уже не нужен, и тогда…
Алексей заметил, что сержант пристально наблюдает за ним. Однако, натолкнувшись на взгляд Алексея, поспешно, слишком поспешно опустил глаза.
„Неужели эта курносая сволочь приставлена, чтобы вынюхивать неблагонадежных? Недаром он сразу был мне так противен!“
Обитатели палаты, переговариваясь, гремели ложками. В окна пыльным столбом било солнце.