Сашка обвел взглядом поляну. Сосны в полтора охвата. Застывшие слезы смолы на красноватой коре. Неподвижная полоска рассвета над скальной грядой. Застывшее время. Ничего не происходит. Ни птиц, ни зверей, ни насекомых. Совсем новый, ждущий чего-то мир, едва освобожденный от упаковочной бумаги.
– Не знаю, – сказал он честно. – Я еще это… не привык, короче. А ты?
Рина втянула воздух. От ворота ее куртки еще пованивало болотом, но к затхлости уже примешивалось что-то дразнящее, легкое, радостное. Запахи всегда говорили ей больше слов. Ветерок тянул оттуда, от гряды.
– Мне тут нравится, но как-то страшновато… Чувствую… ну словно подглядела подарок раньше времени…
Миних перестал лизать землю и жадно потянулся губами: пить. Траву прорезал узкий ручей. Скошенные берега. Вода коричневая, торфяная. Рина дернула повод, но отвести мерина от ручья не смогла. Пьет, и все тут. Оттащила за морду, привязала к сосне. Миних попытался притиснуть ее боком к дереву. Получил кулаком. Уместно оскорбился, стал тереться шеей о дерево, сбивая красноватую шелуху коры.
Сашка опустился на колени, умылся из ручья, опираясь рукой на противоположный берег.
– Холодная… хорошо…
Рина тоже умылась. На ладони вода светлела. Торф превращался в легкую муть. Она уже распрямлялась, когда в кармане что-то тяжело толкнулось. Мертвая пчелиная матка в спичечном коробке.
Не задумываясь, зачем она это делает, Рина выкатила ее на ладонь. Пчела еще больше высохла. Золото лежало на ней, как пыльца. На траве валялся большой кусок коры. Положив на него пчелу, Рина пустила кору по воде. Кора закачалась. Поплыла.
– Слушай! А как она плывет? – спросил вдруг Сашка.
– То есть?
Он наклонился, сорвал траву, бросил.
– Смотри! Трава плывет вниз, а кора вверх… Против течения!
Кора толкалась в берега, путалась в нависшей траве, но, оказавшись на быстрой воде, снова спешила. Навстречу ей плыли подкрашенные торфяным йодом облака.
Рина бежала за ней. Сашка тащил Аскольда, не догадывался, что можно привязать. Когда оставшийся у сосен Миних стал размером с ладонь, Рина вдруг повернула прочь от ручья.
Нагнав ее, Сашка увидел тихую заводь. Открывалась она с десяти шагов. Кора покачивалась по центру заводи. Пчелиной матки на ней больше не было. Никто не заметил, в каком месте она сорвалась и утонула.
Аскольд сунулся в заводь мордой. Пошли волны.
– Видишь? – шепнула Рина.
– Камни, что ли? – удивился Сашка. – Ну, лежат, и чего?
– Это не просто камни.
На берегу из белых меловых камней была выложена стрелка. Она указывала на насыпанный в заводи невысокий курган. На вершине кургана лежала сумка грубой «шныровской» кожи. Сашка захлюпал к ней по воде. Аскольд заступил передней ногой и остался на берегу, с подозрением разглядывая крылатую лошадь в ручье.