У входа нет выхода (Емец) - страница 5

Пал Палыч выплюнул свисток, которым он подзывал к себе двух парней постарше, чтобы послать их на опустевший ринг.

На улице Сашка долго сидел на шине, разглядывая толстые тополиные стволы. Их пилили, под них сливали отработанное масло, а они все пускали и пускали побеги.

По крайнему тополю, кора с которого была стесана на большом участке так, что получилась белая, почти человеческая кожа, текла струйка муравьев. Изредка то один, то другой сворачивал чуть в сторону и пытался заползти в глубокую щель в тополином стволе. Шевелил усиками и пятился.

Сашка попытался заглянуть в щель, но увидел лишь голову с двумя большими глазами и шевелящимися усиками. Побарабанил по стволу ногтями, и из трещины внезапно выползла крупная золотистая пчела.

Она бесстрашно рассекла ручеек муравьев и, пролетев так близко, что ее крылья коснулись его щеки, исчезла. Сашка побрел к дороге. В голове прояснилось, и она чуть меньше напоминала громыхающее ведро. Хотя, конечно, при всякой попытке даже оглянуться Сашку начинало шатать.

Голова больше не кружилась. Сашка привычно оттянул верхний карман камуфляжной куртки и, соображая, кому передать деньги, скользнул вокруг взглядом.

«Ну и дела! Да тут всем лет по пятнадцать! Ну максимум по шестнадцать!» – подумал он.

Не так часто встретишь ровесников в таком количестве, чтобы это было совершенно случайно. Сашка даже оглянулся: те, кто за спиной, были того же возраста. Невероятно, но факт!

Сашка прокрутил вариант, что где-то закончились занятия или, предположим, тут все, кроме него, одноклассники, которые вместе куда-то едут. Но нет. Никто в маршрутке никого не знал. Иначе не бросали бы друг на друга любопытные взгляды. Не было бы и осторожной, выжидательной напряженности.

Сразу за Сашкой сидела девушка, та самая, что хваталась за свой телефон, когда звонил чужой. Маленькая, хрупкая, с тонкой шеей – можно обхватить двумя пальцами. Как на таком цветочном стебле держится голова – непонятно, но держится, и прочно.

Лицо остренькое, умное, беспокойное. Брови густые, губы обкусанные. Волосы подстрижены не просто коротко, а ультракоротко – на одну фалангу мизинца. Лоб выпуклый, упрямый. Наверняка хочет во всем быть первой. Пишет письма политикам, режиссерам и певцам. Готова вкалывать, как электровеник, двадцать пять часов в сутки.

В соседнем ряду у окна – худощавый парень в синем костюме, с галстуком, в кремовой рубашке. Причесанный, отутюженный. Вся эта сбруя, как ни удивительно, смотрится на нем органично. Чувствуется, что он всегда ходит окостюмленный, а не раз в год. Вот и сейчас в маршрутке душно, а он как истукан. На лице ни капли пота, воротник застегнут на все пуговки, даже галстук на сторону не оттянут. Сидит и тревожно отодвигается от своей соседки, которая роняет себе – а заодно и ему – на колени пудру с пончиков.