Она зашагала по ставшей привычной дорожке. Вначале по основной аллее до старой березы со сдвоенным стволом. От старой березы – поворот налево и по опрозрачнившемуся парку до ограды. Чем дальше от Зеленого Лабиринта, тем подмосковнее становился лес. Если первые триста метров легко можно было встретить эвкалипт, кедр или японскую сосну с плоской вершиной, то ближе к ограде росли обычные березы и сосенки, среди которых изредка попадались выросшие дичком яблони.
По правую руку от Рины в березняке послышался треск. Кто-то, топая, шел в ее сторону. Не задумываясь, Рина нырнула за упавший ствол с вывороченным у корня пластом земли, легла на живот и притаилась. Между стволом и землей была небольшая щель, в которую Рина могла смотреть, насколько позволяла высокая трава.
Рина лежала и терпеливо ждала, разглядывая нерпь. Она смотрела и думала, сколько шныров носило ее нерпь до нее. Видела царапины на литых фигурах и трещины на коже. Новым был только шнурок, но это понятно. Шнурок изнашивается быстрее всего.
– Сколько лет моей нерпи? Сто? – как-то летом спросила она у Яры.
– Больше. Последняя была сшита лет двести пятьдесят назад. Сейчас драконьей кожи не осталось. Ну, может, пару клочков где-то завалялось. Так что нерпей с каждым годом все меньше, – озабоченно отозвалась Яра.
– А бывшие шныры возвращают нерпи?
– Чаще нет. Да только им все равно толку от них никакого. Как только шныр присвоит закладку, нерпь у него больше не заряжается, – ответила Яра.
Дрожь почвы усиливалась. Десять секунд спустя Рина увидела огромные ноги, которые могли принадлежать только одному существу во всем ШНыре.
– Горшеня! – прошептала она.
Гигант вел себя загадочно. Через каждые несколько шагов он останавливался и, замирая, прислушивался. Рина прижалась лбом к березе, хотя и без того знала, что место, где она прячется, надежное.
Горшеня оказался так близко, что она могла бы, просунув снизу руку, схватить его за ступню. Постояв некоторое время у березы, Горшеня перешагнул через ствол и, не оборачиваясь, решительно направился к старому дубу. У дуба он лег на живот и припал ухом к земле между двумя толстыми корнями. Долго, очень долго лежал неподвижно, и только огромный рот растягивался от удовольствия.
Опасаясь, что, если она сейчас встанет, то он увидит ее в траве, Рина стала осторожно обползать березовый ствол. Как она ни старалась двигаться тихо, все же под локтем у нее хрустнула ветка. Горшеня рывком встал, быстро осмотрелся и, сделав несколько крупных шагов, исчез в чаще.
* * *
Рина была очень задумчива. Внешне это выражалось в том, что она монотонно бубнила под нос бессмысленное: «Бешеные ежики в чокнутом лесу ели-уплетали колбасу!»