«Бригантины» покинули порт, их вели капитаны, не нюхавшие запаха боевого пороха, не знавшие ярости пламени, не тонувшие, еще не любившие и не целованные любимыми. На петлицах — по три сержантских треугольничка, на плечах — первая настоящая ответственность перед людьми, на коленях в кирзовых кобурах — тяжелые, неудобные наганы, в груди — огромное мальчишеское желание поскорее взяться за их рукоятки. В карманах гимнастерок — тонкие книжечки, удостоверяющие принадлежность к самому верному в мире братству молодежи. Комсомольские билеты они пожелали взять с собой, и комиссар, нарушая инструкцию, уступил. Не по слабохарактерности. Комиссар знал цену маленькому пурпурному кусочку картона.
Рывок троса вернул Владимира к действительности. Планеры покачивались, как тени от самолетов. Впереди, чуть внизу, вяло подмигивал строевыми огнями трофейный «хейнкель» старшего лейтенанта Костюхина. Он вел эскадру аэропоездов в неспокойное небо Белоруссии. За ним, в кильватерной струе, на крепком стометровом тросе скользил А-седьмой сержанта Донскова. Двенадцать ящиков гранат, противотанковые ружья и мотки телеграфного кабеля покоились в фюзеляже.
До отцепки остались считанные минуты. Десятки глаз шарили по земле в поисках условных знаков. И вот осветилось небо. Яркие огни с сине-багровым отливом зажглись перед эскадрильей. Пульсирующий свет резко выхватил из темноты расползавшиеся в стороны аэропоезда. Донсков вдруг остро, до ломоты, сжимающей грудь, вспомнил, что и его планер набит взрывчатыми веществами, что враг бьет и по нему из длинноствольных зенитных пушек.
Страх пришел неожиданно и выбил романтику, как ревун выбрасывает первый звук. Красивый штормовой фейерверк мгновенно померк в глазах, когда Владимир увидел сумасшедший крен своего буксировщика. «Хейнкель» Костюхина встал торчком на крыло и нырнул вниз. Сейчас будет рывок. Мелькнула мысль: что быстрее отвалится — буксирный замок или нос планера? Но планер почему-то не дернуло. Владимир потерял уже сто метров высоты, когда взрывная волна резко толкнула планер под крыло. Конвульсивным движением штурвала он выровнял крен и огляделся. Что-то черное и огромное надвигалось с левого борта. Владимир шарахнулся в сторону и вниз. Сколько он так летел, не отложилось в памяти, только увидев яркую стрелку высотомера, резво бегущую по шкале прибора, он пришел в себя, потянул скрипнувший штурвал и вышел из косого пикирования.
Условные знаки на земле не проглядывались.
Костров нет, куда садиться? Теряя три тысячи метров высоты, он еще долго, как показалось, летел, пока увидел серию голубых ракет. Земля давала пароль и требовала отзыва. Толстый ватный комбинезон не давал нагнуться за ракетницей. Когда он вынул ее из гнезда и взвел курок, увидел далеко впереди несколько маленьких хвостатых комет. Это отвечали на пароль земли его товарищи, направившие носы десантных планеров на зыбкие голубые сполохи. Выстрелил из ракетницы и он. Кумачовым лоскутком вспыхнул огонь.